Майская гроза

Майская гроза

Через открытую настежь дверь с порывами теплого майского ветра из сада доносился запах распустившейся сирени. Он дурманил голову, подсвечивал воспоминания, которые так хотелось забыть. Воспоминания, которые удушливой тоской сжимали грудь.
Перед художником стоял портрет. Недописанный, нетронутый с того самого дня, как ее не стало. А на полу, на старом пианино, на покосившихся столах – всюду были раскиданы десятки набросков. И на всех она. Руки над черно-белыми клавишами, слегка уставшие глаза, выразительный профиль с курчавой выбившейся прядью.
И все это смотрело прямо в искалеченное сердце.
Когда творца покидает муза, у него есть лишь два пути — найти новую, предав все свое прошлое, или сойти с ума от горя и выплеснуть все на едва ли заслуживающие того материалы.
Художник выбрал второй сценарий, но застрял посередине, в бесконечном антракте, наполненном переживаниями, навеянными первой половиной представления. Он все ещё рыдал по ночам слезами человека, который мог полюбить лишь однажды и не пережил утрату.
Прислонившись спиной к прохладной стене, мастер сидел напротив портрета. Ясные, как летнее небо, на него смотрели пронзительные глаза. Без укора, без сожалений. В них угадывалась лишь жалость.
На улице поднимался ветер, небо начало сереть.
Тонкие руки обхватили колени, тело незаметно покачивалось из стороны в сторону. В последний раз одиночество так остро чувствовалось в колючем феврале. Когда миру суждено было спать под белым палантином ещё долгие несколько месяцев, художника мучила бессонница. Тогда-то она и явилась к нему в первый раз. Размытым силуэтом в зеркале ванной. Тот день бедняга провел в бесконечных блужданиях по огромному дому, содрогаясь от каждого шороха. То ли хотел убедиться, что не сходит с ума и ему все померещилось, то ли надеялся увидеть её ещё раз. Следующее явление было в темной спальне: возле самого изголовья кровати кто-то опустился на колени и едва касаясь волос, запел голосом той, кто уже не вернётся. И лишь в ту ночь сон был крепок и спокоен.
Художник ждал и верил, что она придет ещё раз. Будет сидеть в маленькой библиотеке, сыграет ему на старом пианино или спрячется в мастерской за полотнами невероятной красоты. Но голос, шепчущий имя, утих, а силуэтов в коридорах он не замечал уже давно. Видимо, она совсем его покинула.
Небо начало темнеть грозовыми тучами.
Портрет смотрел молчаливо. Недописанные руки растворялись во тьме чернеющего фона, пыльное платье едва раскрывалось светом и тенью. Лишь лицо и аккуратная коса, украшенная жемчужинами, были прописаны до мельчайших деталей.
Он помнил, как спешил в те месяцы. Его прекрасная муза угасала на глазах, словно самый нежный цветок в последние дни своей короткой жизни.
Хотелось все бросить и забыть. Спрятать все в самой дальней комнате дома и никогда не доставать! И память запереть там же! Но художник знал, что продолжит видеть музу в других: в чужой фразе послышится ласковый тон, в цвете глаз почудится голубой перелив, а небрежный жест рукой заставит сердце пропустить удар. Муза разбилась, словно зеркало, и в каждом осела незаметным осколком.
Вдалеке послышались первые раскаты грома. А вместе с ними – голос навеки уснувшей, такой умоляющий, что руки сами потянулись к кистям. Будто в припадке, он все писал и писал. Молнии освещали хаос мастерской, сверкали блеском отчаяния и надежды в глазах мастера. И крупные капли ледяного дождя падали на едва распустившиеся кусты сирени.
Весь мир превратился в безумную чёрно-белую карусель, центром которой стал творец.
И когда майская гроза пройдет, портрет уже будет закончен, художнику будет суждено любить и ненавидеть его, а жизнь... медленно пойдет дальше.