Маленькая девочка у окна стоит

Маленькая девочка у окна стоит

Дождик бьёт по веточке,
Маленькая девочка у окна сидит.
Девочка грустит.

Весна. По утрам ещё морозно, но не настолько, чтобы покрыть плотной коркой льда уже тёплую землю, из которой через некоторое время появится весёлая зелёная травка.
Девочка лет семи с обмотанным вокруг горла тёплым шарфом сидит у окна и смотрит на площадку перед домом. На скрипучей от ломкого талого наста земле, которая покрывает пространство двора, стоит молодая женщина, одетая в старенький мужской плащ. Она вешает для просушки постиранное бельё. Ногами, обутыми в резиновые сапоги, она передвигает таз по ломкой корке льда. От её движений тонкий лёд со звонким треском ломается, тут же превращаясь в воду. Талая вода смешивается с вязкой землёй и становится скользкой грязной жижей.
Около женщины, на маленьком островке оставшегося серого льда стоит большой эмалированный таз. Из него она берёт постиранные вещи: детские рубашки, платья, мужские майки. Они высохнут быстро. Пока эта партия стирки будет колыхаться на ещё холодном весеннем ветру, женщине надо достирывать "белое бельё"- постельные принадлежности. Девочка знает, какое это хлопотное дело – стирка.
В старой металлической ванне, в которой мама купала её в младенчестве, сначала на ночь замачиваются пододеяльники, простыни, наволочки. Мокрое бельё натирается почему-то чёрным, с неприятным запахом хозяйственным мылом. Рано утром мама отстирывает его, отжимает, полоскает, потом опять хорошо отжимает и уже только после этого опускает в большой бак с кипящей водой, который стоит на кирпичной печке. Газ в их рабочем посёлке ещё не провели. Вода и та не всегда бывает. За ней мама постоянно ходит в частный сектор на общую водопроводную колонку.
Чтобы запастись водой, а дома водой заполнялись все ёмкости, надо спуститься со второго этажа дома, где они живут, перейти трамвайные пути, которые недавно проложили прямо под их окнами, и дорогу, по которой ездят редкие автомобили. Да ещё постоять в очереди у колонки. Вода всем необходима.
Очередь, конечно, не такая длинная, как за керосином для керогазов. Здесь не надо было её занимать в пять-шесть утра, как это делал её папа, когда заканчивается у них дома керосин. А девочке не надо было вставать с рассветом и бежать к отцу, заменяя его в длинной очереди. А потом ещё запоминать, за кем она стоит, и опрометью бежать к маме, отдавая ей заветный клочок бумажки с номером очереди. А уже мама, оставляя на это время девочку с маленьким сынишкой, покупала определённое количество литров вонючей жидкости, которое строго записывалось в особой тетрадке продавцом керосина.
После кипячения белья с добавлением щёлочи, мама опять стирает его чёрным мылом. Потом черпает грязную воду из ванны, так она становится легче и её можно поднять и вылить остатки грязной воды в раковину, и опять идёт за водой. Вернувшись с полными ведрами, она опять полощет бельё. Потом опять черпает из ванночки, выливая использованную воду. И опять идёт за водой.
Девочке нравится запах чистого накрахмаленного белья. Особенно зимой, когда на улице морозно, бельё на ветру так замораживается, что превращается в твёрдые, не сворачиваемые изваяния. Их заносят в квартиру и складывают в сухую ванночку, где они постепенно тая, оседают. Тогда чуть сырые вещи мама гладит большим тяжёлым чугунным утюгом. А девочка садится на свой маленький стульчик напротив и вдыхает такой вкусный, неповторимый запах, исходящий от стола, за которым, мама, разглаживая каждый шовчик и морщинку на вещах, умудряется ей что-то рассказывать из жизни семьи или петь.
Особенно девочке нравится входить в идеально чистую комнату, в которой стоит большой круглый стол, покрытый белой хрустящей скатертью с большими лиловыми пионами. Стулья и диван в этой комнате одеты в белые чехлы с воланами, как на картинке "Ленин в горках". Эти чехлы мама шила руками без швейной машинки из старых простыней, чтобы закрыть уже не совсем опрятный вид старой мебели. Но чтобы накрахмалить всю эту красоту, ей приходится варить крахмал. Мука, из которой мама приготавливает крахмал – дефицит, а уж сам крахмал – это вообще роскошь.
Обессиленная и мокрая от жара печи и пара, мама девочки с большим трудом и из последних сил полощет гору перестиранного белья. После нескольких полосканий она в последний раз приносит воду из колонки, добавляет в неё уксус и крахмальное варево. От уксуса вещи становятся мягче, и исчезает неприятный запах хозяйственного мыла. Потом она отжимает слабыми, уставшими от тяжести и усилий руками чуть покрытые белым липким составом вещи. Встряхивает их над ванной, расправляя слипшиеся полотна простыней и пододеяльников. Последние усилия тратятся на то, чтобы бельё развесить на улице.
Для этого надо сначала натянуть бельевую верёвку, привязанную одним концом к толстому ровному стволу тополя, и укрепить её на другом стволе дерева. Да так, чтобы верёвка не провисала. От тяжести белья она всё равно опустится к земле. Для этого у каждой хозяйки в доме есть свой "держак". Это длинная палка с небольшим углублением на верху, которая и придерживает бельё, не дав ему испачкаться о землю.
Девочка смотрела в окно, наблюдая за мамой. На улице пасмурно, ветрено. Мама, повесив последнее полотенце, опустилась, чтобы поднять пустой таз, как вдруг от порыва ветра держак соскользнул с верёвки и упал в грязь. Вслед за ним с дерева змейкой соскочила развязавшаяся верёвка. И всё бельё: майки, трусики, штанишки, прикреплённые к ней большими деревянными прищепками, рухнуло на теплую талую землю.
Женщина взмахнула с сожалением руками и быстро подняла упавшую веревку с земли. Натянув, что есть силы её на себя, она стала снимать уже испачканные вещи, двигая ногой таз и кидая в него грязные рубашки, платья, майки.
Девочка закрыла лицо ладошками, ей было страшно смотреть на эту картину. Она их убрала от своего лица, когда услышала стук закрывающейся двери и увидела на улице маму, которая опять с силой стала натягивать верёвку и привязывать её конец к дереву. Рядом с ней стоял тот же таз, и в нём лежало прокипячённое и накрахмаленное постельное бельё.
Мама девочки, поднимаясь на носочки и чуть подпрыгивая, старалась одной рукой достать, как струну, натянутую верёвку, а другой – закидывала край белья и прикрепляла его прищепкой. Когда она повесила последнюю простынь, вытерла держак принесённой чистой тряпкой и зацепила им белье, то толстая бельевая верёвка с треском разорвалась прямо посередине.
Как паруса с мачт разбитого корабля чистое бельё рухнуло в уже достаточно оттаявшую землю и тут же на её глазах превратилось в пятнисто грязные тряпки.
Женщина растерянно смотрела на своё вымученное стиркой бельё и не могла пошевелить красными от воды и ветра усталыми руками. К ней подбежала соседка, живущая на первом этаже. Пожилая женщина с сигаретой в зубах что-то говорила, успокаивая мать девочки, поднимая чёрное бельё и складывая его в таз. Потом соседка подняла таз с земли, махнула головой в сторону подъезда безвольно стоящей женщине, и они вошли в дом.
Девочка рыдала в голос, наблюдая эту картину. Когда она прошла в кухню, то увидела ещё не снявшую плащ маму, сидящую на табурете. Она безучастно и устало смотрела на кучу грязного белья.
Девочка опустилась на колени, взяла в свои маленькие ладошки, уставшие руки матери и, рыдая, стала целовать их.
– Не плачь, мамочка. Не плачь.
Мать резко оттолкнула дочь от себя. Девочка, не устояв на коленях, упала, больно ударившись головой о косяк двери.
- Уйди!- прохрипела мать дочери, - как вы мне все надоели! Когда это всё кончится?