Мама

Мама

Над храмом, в ледяном воздухе, сияла луна. Ночь была так хороша, что ее не портила даже очередная истерика ненасытного Иноске. Закончив кормиться, пухлый мальчонка вальяжно устроился на руках Котохи и корчил оттуда рожицы Доуме. Молодая мать находила это развлечение сына забавным, и блондину ничего не оставалось, кроме как молча подыгрывать крикливому дитяте, хотя без Котохи он бы стал делать это в последнюю очередь. Возможно, в глубине души ему больше хотелось увидеть ее реакцию на свои дурачества.

Испуг, злость, радость, недоумение. Эмоции менялись на лице Доумы с разрывом в миллисекунды, буквально каждое мгновение он изображал нечто новое. Сам он и не задумывался, как у него так получается. Наверное, багаж жизни, насчитывающий более чем сотню лет, и ежедневное созерцание бесконечных физиономий прихожан сыграли в этом значимую роль. Но что-то в его умении было особенным. Будто заранее предопределенным. Заложенным даже раньше, чем он начал существовать.

Как бы то ни было, демон добился своей цели. Котоха, вдруг перестав бессмысленно щебетать и умиляться кривляньям ребенка, переключила внимание на хозяина храма. Она уже поняла, что Доума просто отвечал на "дразнилки" Иноске, но шок, отражающийся в ее глазах, уже было не скрыть.

— Бог мой, Доума-сама... Как у вас так получается???

— Получается что, милая? — враз остановил игру Доума, оставив лишь заинтересованную улыбку.

— Ваше лицо... Вы... Вы вообще будто ни минуты не думаете, что сделать дальше. У вас... настоящий талант! Так четко и быстро показываете такие разные настроения! Я даже опомниться не успеваю, а вы... — захлебываясь в восторге, пояснила девушка.

— Ой, ну что ты. Какой же это талант? Талант — это, не жалея себя, растить такого... чу-у-удного малыша, — блондин еле сдержался, чтобы не применить какое-нибудь нелицеприятное определение.

— Да, ухаживать за ребенком — это тяжело. Но не обесценивайте свое мастерство, Доума-сама!

— Не буду, дорогая.

С удовольствием отметив тишину, возникшую вследствие того, что младший Хашибира, наевшись и набаловавшись, наконец заснул, демон засмотрелся на Котоху. В отличие от него, она никогда не врала себе и другим в своих чувствах. Если ей было грустно — она плакала навзрыд. Если веселилась — то смеялась, как говорили другие последователи культа, "неприлично громко", иногда даже забавно хрюкая. Наблюдать за ее поведением всегда было до безумия приятно. Доума, облаченный в нерушимый кокон лживости и притворства, будто глотал рывками свежий воздух, находясь рядом с ней.

Она была такая чистая. Такая настоящая. И, похоже, наконец-то счастливая.

Но он не мог не помнить, какой она была, когда только пришла сюда. Вернее, приползла практически на коленях, горемычная, продрогшая до костей и с таким же ребенком на руках. Мальчишку она держала за пазухой — там, где в ее теле оставался последний очаг тепла. Как же порой поражает материнское бесстрашие и безрассудство.

Тогда люди в храме больше жалели несчастного малыша — как же, это ведь безгрешное существо, младенец. На Котоху же все практически плевались. Оборванная, грязная, побитая, словно последняя шавка. Просто нищенка, которой удивительным образом повезло оказаться здесь. Женщины любят детей. И не любят других женщин. Потому за бедную Котоху волновался, похоже, только один Доума. Если бы не он, ее бы просто вышвырнули, оставив мальчика. Но Милостивый основатель, к удивлению многих, распорядился выходить эту бедняжку, даже не подозревая, насколько важной она станет для него в итоге.

Думая обо всем этом, радужноглазый всегда старался избегать корня проблемы, чтобы не портить себе настроение и аппетит, но в этот раз у него ни с того ни с сего вырвалось как-то само:

— Послушай, а как же так вышло, что... ты оказалась здесь?

Из смутных объяснений девушки он уже знал, что виной того ее состояния, в котором она попала в храм, были ее муж и свекровь, но он никогда не спрашивал, что привело ее к таким людям. Не хотелось портить настроение и Котохе тоже. Но сейчас он был готов услышать всю правду.

Улыбка на лице Хашибиры, конечно же, быстро угасла. Доума даже слегка застыдился, если можно было это так назвать. Он постарался изобразить жалость на лице, но внутри у него, как и всегда, ничего не было. Только интерес. Что же расскажет о себе Котоха?

— Ну, вы ведь уже знаете... Я сбежала из дома мужа, потому что...

— Да-да, знаю, опустим это. Как же тебя угораздило вообще с ним познакомиться? И почему ты не ушла раньше?

Котоха горько усмехнулась:

— Это вы, Доума-сама, можете выбрать себе любую жену, какую только захотите. А меня заставила выйти замуж мама.

— Против твоей воли?!

— Конечно. Моя мама... она...

Похоже, эта тема была для девицы еще больнее, чем разговоры о муже. Но, закусив губу, она все-таки продолжила:

— Мама не хотела ребенка. Они с папой никогда и не любили друг друга, их поженили их родители, но мама сразу сказала ему, что не родит для него наследника. Отец разозлился и сделал с ней грех... насильно. Она пыталась избавиться от плода, но я все-таки родилась. Вскоре после этого папа заболел и умер. Мама осталась жить одна на краю деревни. Она всегда говорила, что я ей не нужна и что она хотела утопиться еще беременной, но отец ей не давал. Нам почти всегда нечего было есть, она несколько раз пыталась отдать меня другим людям, но я была слишком мала для какой-либо работы, так что все отказывались. Едва я повзрослела, как мать начала говорить уже о моем замужестве. На мой восемнадцатый день рождения к нам пришел какой-то мужчина. Мне он не понравился, но мама сказала, чтобы я привыкала к нему, потому что ему она и хотела передать меня. Я так плакала и просила не делать этого, но в конце концов...