Мама, я его люблю

Пролог

- Да подожди! – Девчонка уперлась ладонями в его твердую от штанги грудь. Вдохнула его запах и отвернулась, потому, как его губы уже были в сантиметре от ее лица. – Нет… я не хочу!

Краска стыда залила лицо, хорошо, что темно и он не видит. Как сказать ему, что здесь она ради другого, из-за которого потеряла покой и сон. И что свою невинность она подарит лишь ему…

- Не хочешь? – спросил он хрипло, снова прижал к себе. Вжал в себя с такой силой, что она судорожно выдохнула.

- Нет, не надо, не хочу.

- Тс-с, да ладно тебе, иди ко мне.

- Нет, я так не могу.

Она все-таки высвободилась из его цепких объятий, чуть отодвинулась, практически прижавшись к холодной стене.

- Да они спят, не слышат! – бросил он, ухмыльнувшись, откинулся на спину, закинул руки за голову. – Странная ты, Олька! Сама весь вечер крутилась вокруг меня, а сейчас на попятную.

Леня снова сел и схватил ее за талию, дернул на себя, и она по инерции завалилась на него. Он опустился на матрас, прижимая ее к себе сверху. Смотрит на нее – глаза – губы, дышит хрипло и горячо.

- Нет. Не хочу.

- А, по-моему, хочешь.

Она взвизгнула, когда его пальцы скользнули со спины на ягодицы. Впились сквозь серые лосины в кожу. Звонкий хлопок. Ее лицо заливает краской. Но внизу живота, он прав, томно наливается тяжестью.

Ее никто еще не трогал так. Никогда.

И тем более там.

Она выдохнула и закусила губы, когда он протиснул пальцы под резинку ее штанов. Слишком плотная и он не достает до того места, которое горит и плавится, но которое она не хочет ему давать.

Она здесь вообще не для этого и уж точно не из-за него.

- Отвали, Хмурый! – она внезапно взбрыкнулась и вырвалась. Снова села рядом, прижавшись спиной к холодной пошарпанной стене. Уперлась в него пятками и предупредительно шикнула.

- Овца! – выдохнул он зло и резко поднявшись, встал.

Чиркнула спичка. Поплыл дым сигарет. Плевок у прожжённого и засаленного матраца. Уходит на улицу.

Оля поежилась. Отважилась посмотреть туда, где был тот, ради кого она находится сегодня здесь – в ста семидесяти километрах от дома, в полузаброшенном поселке, в заброшенном доме, пережившем пожар…И как она только отважилась на эту авантюру?! Что не сделаешь ради Ветрова…

Их внедорожники лихо преодолели почти двести верст бездорожья, ни ветер, ни дождь – ничего не могло сбить их с пути. По плану ночевать они должны были уже на месте – в современных палатках, на краю бескрайнего озера и в окружении могучих гор, восхождение на вершину которых планировали на утро. Но погода все-таки внесла свои коррективы и они, не доехав каких-то пятьдесят километров, решили остановиться на ночлег здесь, в заброшенной деревне, в старом покосившемся доме.

Поначалу было даже прикольно – костер, гитара, походный ужин, смех друзей, осторожные взгляды Саши, что бросал он украдкой и в эти несколько секунд ее прожигал огонь до самого сердца и обратно – лавиной по телу. Он смотрел, а она замирала, забывала дышать и уже не жалела, что поссорилась с матерью ради этой поездки. В момент, когда он изучал ее острым, как бритва, взглядом взрослого уже парня, все что было до него – меркло. Но на заброшенный поселок опустилась ночь, и он делил сейчас лежак с другой, пусть и всего лишь подругой, но ревность сжирала ее – глупую и наивную Ольку дотла. А ненужный и неинтересный Леня вдруг стал проблемой.

Оля поджала ноги. И пусть укутана она в теплые вещи, как капуста, а все равно дрожит и чувствует, как немеют пальцы рук. Напротив Ветров и Зина громко хохочут. Олька закусила губы.

Ну, зачем ей такая любовь…

Первая, глупая.

Быть может, права мама – они золотая молодежь, студенты пятого курса, без пяти минут взрослые мужики, делающие шаг во взрослую обеспеченную жизнь, а она первокурсница, в свои восемнадцать с опытом страданий, семейных драм и туманных перспектив будущего…

В полумраке, что царила в огромной почти пустой комнате, она видела фигуру Саши Ветрова, что делил низкий топчан с Зиной Шумоянц. Даже сейчас, в ночи ее черные длинные до попы волосы – не понять от чего извивались, шевелились, свисая на пол, точно ядовитые змеи. Зинка Шумоянц вообще была породистой – единственная дочь богатого отца – он у нее самый настоящий цыганский барон, она же – самая популярная девчонка в округе, а Оля…она не должна была здесь находиться.

Не должна дружить с такими, как они – она им не ровня.

Перед заслезившимися глазами встал образ ревущей матери: «Куда ты Олька лезешь? Что тебе все неймется? У нас трагедия в семье! Отец при смерти! А ты к этим мажорам тянешься! Зинка твоя проститутка голубых кровей, хулиганка, бесстыдница. Да она живет, как хочет, потому что знает, что за ее спиной богатый отец, который всегда прикроет и от всего отмажет! А ты? Кто ты Олька? Дочка без пяти минут покойника? Дочь матери, которая все ради вас, а на себя крест поставила?! Ты нищая, теперь уж так точно!».

Оля заморгала часто-часто не накрашенными ресницами. Шмыгнула носом.

Так ведь и не в Зинке дело, хоть и тянется она к ней, как сорняк к цветущей розе, а все дело в нем, в Ветрове. Может, влюбилась она, впервые в жизни так сильно и безрассудно, что сердце в груди плавится и бьется только о нем. Он же, как сон. Как наваждение для нее стал. Она ни дня без него не может…