Мама, я здесь и с тобой!

МАМА

История о том, как мать боролась за жизнь сына. И хотя диагноз врачей был неумолим: «Ваш мальчик проживёт не более восемнадцати лет», женщине удалось продлить жизнь сына на десять лет...

«Ты можешь плакать, сожалея о том, что я ушёл, или ты можешь смеяться и радоваться тому,  что я жил и был в твоей жизни...                                                                                                                                                                     

Ты можешь закрыть свои глаза и просить, чтобы я снова вернулся,  или ты  можешь их открыть и видеть всё то, что я тебе оставил: всю твою жизнь для других...                                                                                                                                                                                                                                                                                               

Твоё сердце может быть опустошённым, потому что ты меня не можешь больше видеть, но оно может также быть наполненным любовью,  которую я имел для тебя в моём сердце...                                                                                                                                                                                                                                                                                 

Ты можешь постоянно думать о том, что я ушёл, или ты можешь носить меня в своём сердце и тем самым продлить мою жизнь...                                                                                                                                                                                             

Ты можешь плакать и чувствовать себя опустошённой, или ты можешь делать то, что я от тебя ожидаю: ЧТОБЫ ТЫ ОТКРЫЛА СВОИ ГЛАЗА, ЖИЛА, СМЕЯЛАСЬ, ШЛА ДАЛЬШЕ  И ДАРИЛА ЛЮДЯМ СВОЮ ЛЮБОВЬ…»

Боже, как давно всё это было! Много много лет назад. Но ничего не стёрлось из памяти. Не зря говорят, что время залечивает раны. Но только залечивает, а рубцы и шрамы от глубоких ран остаются и напоминают о той боли, которую когда-то пришлось пережить...

***

1978 год. Конец октября. Москва.

Мне было 22 года, и я ждала своего первенца.

Схватки начались в пятницу рано утром. Мама отвела меня в женскую консультацию, и моя врач предложила мне лечь в родильный дом. Так я и сделала. Схватки были нечастыми, но очень болезненными. И только в субботу вечером началось...

Сестиричка привезла в палату каталку, помогла мне на неё забраться и повезла в родильное отделение. Там я перебралась на родильное кресло.

Дежурная врач, молодая женщина лет тридцати, осмотрела меня.

«Шейка матки раскрыта на четыре пальца,» сообщила она акушерке. «Но будет нелегко. У ребёнка ягодичное прилежание.»

На тот момент мне было абсолютно всё равно. Схватки стали невыносимыми. Я стонала от боли, но не кричала, нет. Потому что знала, что когда женщина кричит, она выдыхает из себя воздух, и ребёнок может задохнуться.

«Дыши! Дыши!» командовала врач. «Стоп! Пауза. И теперь тужься изо всех сил! Тужься! Тужься!» кричала она. «Нечего отдыхать! Не на курорте! Вот и ножки показались... Мальчик...»

«Слава богу,» думала я. «Хоть что-то происходит...»

«Туловище застряло,» комментировала врач. «Ножки синеют. Ребёнок может задохнуться. Надо резать. Приготовьте ножницы.»

«Господи! Да делайте, что хотите, лишь бы мой ребёнок был жив!» неслось у меня в мозгу.

И вдруг я услышала звук... Боли не чувствовала, нет. Только очень неприятный звук...

«Чёрт! Ножницы тупые!» сетовала врач, разрезая мою промежность, как кусок мяса.

Наконец-то моего мальчика из меня вытащили. Показали мне его мельком и, странно шушукаясь, куда-то унесли. Вероятно, на осмотр. Потом накладывали мне швы. Семнадцать внутренних и пять наружных. Больше ничего не помню. Очнулась утром в палате.

«Эй, просыпайся!» будила меня за плечо соседка. «Сейчас малышей принесут кормить.»

Я осмотрелась. Со мной в палате были ещё три женщины. Они готовили груди к кормлению.

Из коридора послышался детский плач, дверь распахнулась, и сестричка привезла на каталке крохотные свёрточки и раздала их женщинам. Всем, кроме меня...

Свёрточки разом замолчали. Слышалось только чмоканье.

«А где мой сын?» спросила я у сестрички.

«Чуть позже к вам придёт детский врач, и всё объяснит,» ответила она.

Я отвернулась к стене, чтобы не видеть счастливых лиц кормящих мамочек...

«Ну почему у меня всё не как у людей?» думала я, вспоминая свою жизнь почти от самого рождения.

Я родилась в Новосибирске, в пятидесятых годах прошлого века. Там, куда были сосланы во время войны моя бабушка, её дочь Нелли, моя будущая мама, и её сын Виктор. Они были немцами с Украины и поэтому находились под коммендатурой, то есть должны были каждую неделю отмечаться в милиции. На этих «отметках» бабушка познакомилась с ссыльной женщиной из Латвии. Дело в том, что латыши лютеранского вероисповедания как и моя бабушка. Они подружились. Когда коммендатура закончилась, и всем выдали паспорта, бабушка переехала жить в Латвию, в прекрасный город Юрмала.

Через три года у меня родился братик Антон. А ещё через три года мама в возрасте тридцати лет очень серьёзно заболела. Настолько серьёзно, что мой отец написал бабушке: «Ваша дочь неполноценная женщина. Она мне не нужна. Заберите её.»

Бабушка в тот же день, как получила письмо, не раздумывая села в самолёт, прилетела в Новосибирск и забрала нас к себе в Юрмалу. И здесь началась наша райская жизнь в полном смысле этого слова в маленьком уютном курортном городке на берегу Рижского залива, на Рижском Взморье.

Кстати, Юрмала в переводе с латышского значит: Jura – море, mala – берег, берег моря, одним словом Юрмала это Взморье.

А курорт по-немецки значит: Kur – отдых, Ort – место, то есть «Место для отдыха.» Вот так всё логично...