Маргруд и зелёный флакон

1. Поход

1. Поход

- О, смотрю, в этом году у нас много сильных юношей, - удовлетворённо потёр козлиную бородку Йойтс. На траве перед его домом выстроилось в ряд около двух десятков парней. Сейчас они лениво общались между собой, некоторые шутливо пытались флиртовать с рядом стоящими девушками, и те беспрестанно краснели, вздыхали и хихикали.

- Только ты что-то совсем не возмужал, Том. А ведь вы уже почти взрослые, - Йойтс обратился к щуплому светловолосому пареньку и укоризненно вздохнул. Девушки, глядя на него, снова захихикали, но уже по-другому: из года в год этот парень ни капельки не прибавлял в себе ни храбрости, ни мощи. Даже наоборот, он с презрением относился ко всем тренировкам, которые чуть ли не боготворили его сверстники.

Вот и сейчас Том заносчиво вскинул голову и заявил, обводя презрительным взглядом присутствующих:

- Не желаю иметь ничего общего с этими бугристыми существами.

Том намекал на многочисленные мускулы не менее многочисленных парней и даже особо рьяных девушек, но всё же оставался в меньшинстве: никто, кроме него, в деревне Крул не позволил бы себе упрекать силу.

Девушки резко смолкли и уже совсем по-другому посмотрели на парня: с отвращением и даже злостью. Том даже не взглянул в их сторону: он считал женщин подлыми и вообще ошибкой природы. А значит, и пытаться переубедить их и возвыситься в их глазах нечего. Да что там переубедить, Том был твёрдо убеждён, что с женщинами вообще разговаривать нельзя: обманут сладкими речами и напоют ядом. Или, чего хуже, выльют на голову ведро воды и высмеют прямо при всех детях деревни.

Остальные парни насупились и взглянули на Тома не более добро. Отношения между ним и жителями деревни были далеко не сахарными.

«Опять переглядывания, - подумал старейшина, - а ведь они начинаются всякий раз, когда Том подаёт слово и обращает на себя гнев деревенских. Если сейчас не остановить их, Тома, чего доброго, опять побьют, и Ирида снова придёт ко мне жаловаться».

- Хочешь не хочешь, а участвовать в войне, если она будет, тебе придётся, - нарочито громко и устало вздохнул старик.

Йойтс еле скрывал раздражение: этот малый со своим упрямством ему порядком надоел за эти года. Неужели нельзя вести себя хоть чуточку повежливей?

- Что-о? С чего это вдруг я должен буду участвовать в ваших ссорах? Мне плевать, с кем вы там клочок земли не поделили, но ко мне это не относится! – возмущённо воскликнул Том, но его голос потонул в возбуждённом гуле, вмиг поднявшемся среди будущих воинов.

- Будет война?! – восторженно воскликнул кто-то, и сверстники подхватили этот вопрос, переиначивая и повторяя его так и сяк. – Война? Война?

- Надо будет сражаться?

- А с кем воюем? – задал вопрос кто-то.

- Да какая разница! – уверенно махнул ему рукой ещё кто-то.

- Да, есть все основания полагать, что придётся сражаться, - немедленно отозвался Йойтс и улыбнулся; его маленькие глаза заблестели, чем немедленно напомнили Тому крысу. – Ведь этот Нишд всё никак не успокоится.

Эти слова послужили сигналом к общему восторгу. Девушки радостно взвизгнули, словно поросята, и принялись обниматься. Парни, расхрабрившись, с энтузиазмом расхваливали себя, представляя, как смело они будут махать мечом и как гордо въедут в побеждённую деревню этого несносного Нишда. Доярки за углом и хозяйки, развешивающие белье неподалёку от дома старейшины, побросав все дела, побежали рассказывать своим подружкам и мужьям радостную весть.

Том считал их глупцами. Сколько раз он жалел, что родился в этой деревне! У её жителей напрочь отсутствовало чувство самосохранения, и, на беду, они были оптимистичными и неунывающими вояками: мужчины рвались в бой в любое время суток, и им было совсем неважно, победили они или проиграли, ведь от этого не зависело, будут ли они сражаться дальше. При победе они пойдут грабить другие деревни, а в случае провала примут всё в шутку, и, словно играя, с энтузиазмом поднимут восстание. Женщины смиренно ждали своих мужей, а если они погибали в бою, то трепетно и с лёгкой улыбкой на лице хоронили останки: потерять любимого в бою считалось чем-то вроде их священного долга. Хотя, Том вообще не был уверен, что женщины способны любить что-то, кроме войны.

Для жителей Крул вся война была в шутку, и они совсем не придавали значения жизни. Но Том знал, что такое война, и ему совсем не нравилось в ней участвовать. Его дед много чего ему рассказывал: война была кровью, болью и пленом. Отсутствием свободы. Дед Тома был такой же нелюдимый, как и сам юноша, и потому их часто не допускали к общению: мать Тома была твёрдо уверена, что из юноши вырастет когда-нибудь прекрасный вояка, так что забивать голову дедовскими легендами и рассказами ему было категорически запрещено. Но что-то в нём было такое нереальное и волшебное, и Том часто сбегал послушать истории дедушки. Дед был их отменным знатоком. Он поведал Тому, ещё маленькому, множество легенд: про овцу, хранящую сотню золотых черепах, про мудрого странника, своим посохом поднимающего море, про глупых рыцарей, ничего не видящих в своём забрале, и ещё много других. Но у Тома была и нелюбимая история, которую его дед, как назло, рассказывал чаще всех остальных: про девушку-богиню, сотворившую землю. Парень попросту не верил, что девушка может создать что-то, кроме шума, так что, по его мнению, леса и моря  сотворил не иначе как какой-нибудь всемогущий бог или, на крайний случай, огромное полчище чудовищ.