Мария

Май. Дождь. И молодой мастер кисти и холста.

Сизые жемчужины звонко разбиваются о чёрствое и серое полотно земли, теряя свой чистый блеск и идеальную форму; в воздухе легко и свежо, пахнет цветущей сиренью и летом, что совсем скоро настанет.

Несётся, как будто ласточка, он, художник в одном плаще и с открытой своею кучерявой головою, обходя солнцем тучных людей. Его жгучие карие глаза старались смотреть одновременно и вниз, и вперёд, выражая какое-то волнение. Ещё немного и сердце откажет в дыхании тревоги! Сжал в руках чехол с холостом и чемодан с художественным инвентарём, пытается отвлечься от мыслей. Не выходит. Куда же так летит? Знакомые дорожки, та же душистая сирень, шаг, другой – художник остановился и со спешкой посмотрел на часы, которые показывали почти семь вечера. Он выдохнул и вошёл в небольшое помещение из восьми комнат. Тихо и светло. Молодой человек взглянул на пожилую даму, что напросилась работать и охранять, как она выразилась, «слёзы души и робость искусной руки над чистым полотном» и обратился к ней, сдерживая порывы сорваться на крик:

- Тут?

- Уже как час не выходит из седьмой комнаты. – почти шёпотом ответила дама.

- Романтизм… Пойду.

- Бегите.

И действительно чуть ли не побежал через две комнаты реализма, городского пейзажа, импрессионизма, символизма и ню. Остановился у порога романтизма, увидел её. Она обернулась.

Лучи заката укрыли фарфоровое личико и золотистые локоны. Изумрудный цвет глаз бесконечно нежен и волнителен нотками пламени жизни; губы – прохладная и туманная роза в жаркий летний день, которая так и манит к своим невидимым шипам; тонкие изгибы пальцев напоминали мелодию арфы, а эта тонкая струна – точно стан, боишься прикоснуться, боишься сделать больно. Художник, позабыв о своём «мокром» виде, лицезрел самый лучший портрет в своей жизни. Девушка, словно по велению ветра, сделала шаг навстречу к художнику, который тоже приблизился. Аура картин окружила молодых людей, захватила их, унесла в свою страну романтизма.

Минуту они молчали и смотрели друг на друга, но эта минута – вечность для художника, вечное духовное наслаждение, вечное наказание его слабого сердца. Истинная красота – слабость творца, за которую он будет вечно расплачиваться. И наш художник только рад. Он рад страдающе задыхаться и чувствовать всю красоту. Они не знают друг друга – пускай. Они и так поняли друг друга.

- Скажите, поведайте тайну вашего творчества, - начала девушка, - как вы научились так изображать то, что не каждый понимает?

- Я живу тем, что пишу; тем, чем дышу, ибо нет тогда для меня смысла жить на этом свете. Что же вы здесь делаете? Как нашли и узнали?

- Дышу, здесь я дышу. Меня привёл дождь, он загнал меня сюда и до сих пор не выпускает, - она посмотрела в окно.

Сизые жемчужины разбиваются уже медленнее, реже, тише.

- И какая же из моих работ заставила вас дышать?

- Почти все, но больше всего эта.

Она подошла к картине, у которой стояла, когда они встретились с художником.

- «Два солнца» - очень чувственная работа.

- И что же вы чувствуете? Что видите?

- Вас вижу. Себя вижу. А чувствую тесную связь между двумя божьими созданиями. Они созданы друг для друга. А глаза…

- Что глаза?..

Их голоса становились легче воздуха, внутри их цвели удивительные чувства, заполняя пустоту двух сердец.

- А глаза – ваши. Простите мне мою дерзость, но вы должны знать, что ваши глаза полны какой-то влюблённой тоской, какой-то вечной синевой страдающего вздоха…

- Прошу!.. – перебил он, взяв её за руку, - прошу вас, скажите мне всё о других моих работах… Я изголодался по такой речи, по такой прекрасной тишине ваших слов.

Она покраснела, понимающе улыбнулась, а он понял, что нашёл нечто большее, чем просто красивую девушку. Они говорили ещё два часа. Она довела его, довела его душу и сердце. «Нет! Не может быть, чтобы кто-нибудь так меня понимал!» - думал он, борясь с первыми чувствами. Задавая сам себе вопросы, не находил ответа в голове, но в её глазах сразу же мелькало то, что он пытался найти. Как же счастлив художник!

- Ох, который час? – спросила она.

- Уж скоро десять. Уходите? Не уходите.

- Должна… Уезжаю…

Дрогнула ваза хрустальная – разбились сердце и мечты. Руки опустились, а она к нему! Что-то говорит, он не слышит её, слышит лишь как бьётся хрусталь, как бьётся его сердце, отдавая в уши. Он взглянул в её глаза и обнял. Обнял как родную, как первую и единственную.

- Погибну… - прошептал.

- Напишите это, но не погибайте… Пора! До свидания, милый художник, обязательно встретимся! Не в живую, так в мечтах и снах…

- Стойте! Как вас зовут?

Выйдя уже за порог, она сказала:

- Мария.

И ушла. Гром. Гроза. Разбитая ваза.

К художнику прибежала пожилая дама.

- Ну что? – суетливо спросила.

- Ушла.