Март

Март

На самом деле, от тоски чем только не займёшься. Так, гитара сама в руки летит и песни пишутся. Так, покоряется прибитый к стене сутулый турник. Однако полное отсутствие желания жить умертвляет меня преждевременно: что бы я не делал, мою душу крючком вырывает безысходность и розовая пустота.

1

Розовая? Да. Розовая. Именно этот цвет напоминает мне о ней – с этим мнимым оттенком малинового бледно-белой маске, где пухлая нижняя губка чуть больше верхней. Мне часто удаётся запоминать людей по таким приметам, но довольно скоро я их забываю. Такая львица память рвёт долго.

Тёмно-каштановый цвет её волос, вечно перекрашивающихся в различные токсичные цвета, манил меня своим запахом. Я шампунь отличал от тела; это не сложно. Трудности же возникали, когда с хищницей пытался поговорить. Она была, как мне казалось, замкнутая, уставшая от скуки заключения. На тоскующего человека всегда смотреть сплошная мука: так и затаскивает эта трясина в усыпляющие, хотя и сладкие, воды; невольно ощущаешь вину за то, что осмелился подойти к ней.

Несмотря на это, я попробовал её заинтересовать болтовнёй, что походила на нечто такое:

— Приве-е-ет… — полушёпотом промолвил я, протягивая околомягко «е».

— Приве-ет.  — отвечала она. Её нежный голос всегда пьянил мой рассудок своими заниженными средними частотами.

—  Выглядишь уставшей. Плохо спала?

—  Да не, я всегда такая. — проговорила львица с легкой улыбкой. В каждое слово она вливала немного мимолётного смешка, придающего ей вид кокетливой миледи.

Дальше наш контакт не длился долго: лепетание уходило на предметные темы, обсуждения которых уместить в два предложения не сложно; потом неловкое молчание, чего она, как мне сейчас кажется, не хотела прерывать.

2

Саванна влекла меня, заманивала в ловушку.

Был день серый, полон туч; снег почти растаял – лежали лишь небольшие кучки белой массы; дул холодный ветер… Перед тем я всё же пригласил эту дикую кошку в свой мир тесных стен. Она пришла. Небольшой рюкзак на спине поверх чёрной куртки, в чёрно-красную полоску кофта (по-современному это ведь свитшот, да???), джинсы, милые носки – такая дикость меня потрясла.

 Я пригласил её на чай, а во время его гонения (забавное выражение) подталкивал на беседы разного характера: планы, цветы, будни… В конце концов, просил её рассказать о себе, ведь о ней почти ничего не знал, только наблюдения со стороны. Сказы были коротки – всё как по жанру!    

И я достал бутылку виски, имевший ореховый запах. Предложил львице, от чего она не отказалась. Пился он легко, особенно с хлебом. Ну а после того, как мы опустошили бутылку, пошли в комнату, где я работал, страдал, спал, влюблялся.

Вспомнился момент, когда хищнице писал молодой человек, что ревновал её. Это недоверие разлучило их на моих глазах. К слову, о свободе она могла говорить долго, ибо это её наболевшая тема. И тогда, чтобы дать ей отойти от дрянных будней, я пригласил львицу на танец. Подобно падающим листьям в осеннюю пору, мы медленно имитировали вальс. Эти минуты я вижу во снах и считаю их волшебными.

Шли часы. Спадала бодрость. Хотелось спать. В состоянии алкогольного бреда я не мог её отпустить одну домой, поэтому я предложил переночевать, а утром с проводами уже идти. Так и вышло. Не помню, как мы легли, но проснулись вместе. На одной кровати. Благо, в одежде. Её ласковый «вставай» побудил меня подняться с уютной постели, в которой сны были утопией. Не знаю, правда ли это или нет, но мне кажется, что я ощущал тепло объятий, и когда думал об этом, оно растапливало мою душу всю ночь.

 Львица была уже дома, и я в том числе. Не выпускал её лика из головы. Она была со мной каждую минуту, и хотелось так держать вечность.

3

Рассвет сменяет ночь на день, рождение сменяет смерть на жизнь, тоска сменяет любовь на одиночество.

                С мартовского денька прошло несколько недель. Ну как прошли… Скорее, тянулись. Каждому знакома ночь полной бессонницы: вы ложитесь в постель с воодушевлением – «Эх, как отосплюся!», закрываете глаза и ждёте магию. Всё ещё ждёте-ждёте – «скоро-скоро!» – с приторщиной мысленно проговариваете вы. Два часа ночи. Эффекта никакого. И тут вас приводят в чувство агрессии боли в спине, постыдные воспоминания о былых поступках, идеи для стихов разряда «как попало». Также начинаете смотреть в телефоне всякую ерунду или читать книгу, что никогда не решались прочесть. Этакая бесовщина!

Мои ночи были бессонными из-за её кошачьих чар. «Куда отдать своё воспламенившееся сердце?» – думал я, отрицая реальность этих мыслей. Было невыносимо переживать такой поток, и, наконец, решился на признание. «Любви света не погасить!» – чувствовал я…

Вытащил из логова хищницу на улицу в довольно холодную погоду. Гуляли. Купил ей чай. Шли обратно через надземный переход. Там с непонятным мне страхом и родным заиканием промолвил – «Я люблю тебя». Засмущалась. Ей захотелось вернуться обратно.  Провёл к дому. Обнялись. Расстались.

С течением времени наши взаимоотношения хладели. В местах, где мы пересекались, львица одевала маску равнодушия, тем самым отторгала меня с неинтересным ей общением. Более того, был день, в который я хотел умчать с ней подальше от дома на электричке хотя бы на пару часов. На это я получил отказ. После узнал, что она гуляла в другом городе с людьми, которых она знает полдня… Как по Ерофееву, «…и медленно выпил.».

Липкое состояние. Памятником нерукотворным символизировал всё отвратительное, что издавалось эхом обкуренных и крашенных помётом подъездов: бутылка за бутылкой шла, с кофе мешаясь; лицо пухло от всех ночей, где я свирепо кричал её имя; деньги тратятся на еду и безнадежное ученье, а не на желанный револьвер... Бредни выковываю в стихах. Верлибры и акцентные стихи норовят истерично скрипеть образами моря без романтики, реки Гневы… Может, у них получится треснуть маски её хлада? Кто знает-кто знает…