Машинное масло, обезболивающая мазь и апельсины

Машинное масло, обезболивающая мазь и апельсины

— Вы только гляньте на эти хромированные бока, на обтекаемую форму, на цвет: такой агатовый — редкость.

— Ну не знаю, тут вот явно скол чешуи подкрашен. А здесь — царапины.

— Да ведь это боевые шрамы, это у них вроде знака отличия. Матёрый экземпляр. Поверьте, за такую цену вы себе транспорт на рынке больше не найдёте.

— Хм… а какой у него пробег… то есть, пролёт?

— Судя по срезу хвоста и размаху крыльев, около пятисот лет.

— Фу, такой старый? Вы нам еще того серого предложите, который полудохлый.

— Да что вы, пятьсот лет по их меркам — расцвет сил!..

Фрир устало отвернулся. Этот разговор он и так наизусть знал. Мистер Лишний-Миллион-Долларов будет задавать идиотские вопросы, морщить нос и тыкать в отметины, что оставила на Фрире жизнь, а менеджер салона по имени Вилмор («О, для вас просто Вилли, сэр!») будет вдохновлённо врать, объясняя, что заштопанное крыло — это новый дизайнерский ход, пара вырванных из хребта наростов — меры безопасности, а угрюмая рожа — знак безграничной преданности. И вообще, с тех пор как драконов несколько лет назад обнаружили и отловили — кого в горах, кого во льдах, кого в джунглях — летающий ящер в гараже не роскошь, а урбанистическая необходимость.

— А как он относится к детям? — спросила миссис Лишний-Миллион-Долларов, поглаживая одетого в рюши борова, которого она любовно называла Джуниором.

— О, мадам, он безобиднее котёнка! Вот увидите, станет Джуниору самым лучшим другом. Будет шеей тереться — это у них знак наивысшей благодарности и любви. — Вилли наклонился к борову и подмигнул: — Что скажешь, чемпион, хочешь такого? Сможешь катать на нём всех своих друзей.

Боров вынул изо рта ядовито-красную сосалку на палочке.

— Вот ещё. — Окинув Фрира скучающим взглядом, протянул: — Он огнём-то хоть плюётся?

Вилли аж руками взмахнул:

— О нет, что вы, огненные гланды у них ещё на этапе подготовки к продаже ампутированы.

При этих словах в горле привычно заскребло — будто фантом пламени лизнул глотку. Рядом болезненно всхрапнул Дайгур: дёрнул кончиком облезлого хвоста и устало встряхнул когда-то снежно-белые, а теперь серо-грязные крылья. У него гланды так и не зарубцевались. До сих пор гноятся. Фрир с трудом отвернулся от блёклой тени, что осталась от лучшего друга.

— А командам его научить можно? — спросил мистер Лишний-Миллион-Долларов.

— Точно, — восторженно хрюкнул Джуниор. — Слышь, ты, ящерица-переросток! Апорт!

Фрир глубоко вдохнул, унимая вспышку ярости. Хотелось разорвать, проглотить, пришибить лапой. Единственное, что стояло между ним и говорящим куском мяса — электрические диоды, вживлённые вдоль всего тела, и сверкающий пульт в руках Вилли. Снова опускаться в колодец боли не хотелось — даже чтобы услышать, как визжит от ужаса мелкая наглая свинья.

Вилли драматично вздохнул:

— К сожалению, наукой установлено, что интеллект дракона чуть выше перепёлки. Человеческого языка не понимает, дрессировке не поддаётся. Управлять ими можно исключительно с помощью этого, — он продемонстрировал пульт. — Хотите, скажем, чтобы он крылья расправил?

Фрир не успел подготовиться. Электрический разряд ударил в киль беспощадным тараном, насильно распрямляя грудные мышцы, и гигантские чёрные крылья раскрылись, погружая салон в таинственный полумрак. Чёртов Вилли знал, что делал: людишки замерли в восхищении и ужасе, запрокинув головы и раскрыв рты.

Ещё один разряд, теперь сокращающий мышцы, и Фрир, сложив крылья, устало улёгся на каменный помост. Тело пробивало дрожью.

— Ох, не знаю, дорогой, — сказала миссис Лишний-Миллион-Долларов, с опаской оглядывая Фрира. — Почему бы нам снова не взглянуть на розового? Всё-таки он поновее. И места занимает меньше…

Наконец-то. Фрир вздохнул с облегчением. Конечно, богатые идиоты выберут кого-то вроде Энзо — молодого красивого глупыша, который даже обрадуется. Вон как грудь выпятил. Он же не отловлен, а выведен в неволе; не притворяется, а и в самом деле глуп: ни речи не понимает, ни мыслить не умеет. Будет жить в гараже, носить мистера Лишний-Миллион-Долларов в офис, катать разжиревшего борова в клубы. А Фрир останется здесь, в салоне, и однажды — так же, как и бедняга Дайгур, — сменит яркий цвет на серость и будет лежать, закрыв глаза, мечтая ещё раз — ещё хоть раз — увидеть перед смертью небо.

<center>***</center>
Дверь зазвенела, но никто из менеджеров не вскочил. Значит, пришёл Он. Фрир втянул воздух носом — точно. Машинное масло, обезболивающая мазь и апельсины. Ну здравствуй, Айзек.

— Привет, Агат.

Тёплая шершавая ладонь привычно прошлась по губам, поднялась вдоль морды, пощекотала под ухом. В груди стало тепло, будто пробудилась давняя искра. Фрир благодарно заурчал.

Поначалу он игнорировал человечка, ведь когда Айзек пришёл в первый раз, он был как все. Глазел, тыкал пальцем, задавал глупые вопросы, а потом увидел Фрира — и застыл. Менеджеры хором завывали ему про хромированные бока, пролёт и условия страховки, но вскоре потеряли интерес, убедившись, что парень в промасленном комбезе — не клиент: где ж такому достать лишний миллион долларов? Фрир тоже было отвернулся, но вдруг почувствовал эту тёплую бесстрашную ладонь на носу, этот робкий восхищённый шёпот в ухо, это терпкое сочетание запахов. Машинное масло, обезболивающая мазь и апельсины. Айзек. Фрир тогда зафыркал, завертел шеей, пытаясь отстраниться, а парень трактовал это по-своему: «Апельсины учуял? Обед мой. Хочешь?» Достал рыжий шарик из рюкзака и бросил. Фрир еле успел пасть открыть, чтобы в нос не схлопотать.

Сладко-кислый фонтанчик брызнул на язык, Фрир зажмурился, а как проглотил, снова на рюкзак фыркнул — понравилось. Ох как парень заулыбался. Затанцевал бы, поди, если б ногу не подволакивал.