Мастер

Мастер

Гость выглядел странно. Если не странно, то, по меньшей мере, необычно. Черный запыленный плащ укутывал его так, что под складками одежды едва угадывались сложенный на груди руки. На затененном капюшоном лице хозяин дома разглядел едва приметную улыбку бледных, почти сливающихся по цвету с кожей, губ.

Дом стоял у реки на окраине города, вдали от извечной суеты и шумных улиц. Молодой горшечник — его хозяин, — уже слышал о неизвестном страннике чудаковатого вида. Чужеземец появился в городе пару дней назад. Слухи здесь разносились довольно быстро. Народ теперь без умолку говорил о нем. Местные старики шептали, будто это и есть тот самый Каванхил, человек без прошлого, о ком твердили купцы с Запада. Говорят, он заходил в дома и разговаривал с их хозяевами, подходил к бездомным на Торговой площади. Нес он какую-то несусветную чушь о неизбежном изменении мира, и, по всему судя, искал последователей.

Однако никто по большей части не воспринимал всерьез слова сумасшедшего бродяги. Хотя некоторые после разговора с ним в ужасе запирали двери и подолгу приходили в себя. О причинах сих странностей никто не знал, да и особого любопытства в этом горожане не проявляли.

Молодой горшечник впустил чужестранца в жилище, не говоря ни слова. Неписаные правила гостеприимства обязывали его впустить путника, но он тоже не собирался долго выслушивать грядущие бредни, о которых уже был наслышан. К тому же кое-какой интерес уже разгорелся в нем, и он решил, что может отлучиться от работы ненадолго. А работы было непочатый край, как впрочем и всегда.

Люди не общались с горшечником, и если кто-то и заходил в его старенький дом на берегу реки, то только ради того, чтобы сделать очередной заказ, посему он был рад даже такому гостю. Он уже не думал о причинах и принимал такое отношение за должное. Жизнь потрепала его еще в детстве, когда лютая хворь налетела на город, и мальчишка потерял родителей. Сам он выжил, однако недуг не обошел стороной и его, оставив на детском лице уродливые сморщенные следы от нарывов. После того он оказался никому не нужен, и долгие годы улица была его домом.

Однажды на грани голодной смерти его подобрал старик — тот самый неприятного вида человек, который жил у реки и делал глиняную посуду для города. Он взял бездомного к себе и в скором времени начал обучать своему делу. Обучение не давалось легко. Учитель был чрезмерно строг и временами жесток, когда в случае малейшей ошибки подмастерье получал очередную порцию березовых розг или того хуже — получал по спине толстой палкой, на которую опирался старик при ходьбе.

Когда старый горшечник умер, никто не пришел проститься с ним. Юный подмастерье закопал его в нескольких шагах от дома и забыл о нем, как о страшном сне. С того дня он взял на себя дело старика. Уже немало лет прошло.

Глаза гостя сверкнули в тени. Он смотрел прямо в лицо хозяину дома. Немногие могли так спокойно смотреть в столь уродливое лицо, и это смутило горшечника. Он отвернулся. Едва путник вошел в дом, как все вокруг окуталось могильным холодом.

Посреди комнаты красовался большой дубовый стол, и один единственный стул стоял рядом с ним. Гость не раздумывая сел на него, при этом не отводя глаз от хозяина. Тот в ответ растерянно бросал на него кратковременные взгляды.

— Подойди, — молвил чужак почти шепчущим голосом.

Горшечник не в силах был противиться: ноги словно сами пошли к нему. Путник устремил взор в открытое окно и мгновение смотрел туда безмолвно и неподвижно.

— Посмотри, — сказал он, глядя на бегущую за окном реку. — Что ты видишь?

Хозяин сделал шаг в сторону окна и посмотрел наружу.

Река текла ровной полосой, омывая старые сваи причалов и серый песчаный берег. На одном из причалов рыболовы спорили со стражниками, которые пытались отобрать улов. Чуть дальше он увидел нищего, который сидел у дороги в надежде получить пару монет от довольных купцов, чьи пустые повозки проезжали мимо и с громыханием колес устремлялись в сторону городских ворот. Лишь у одного хватило щедрости бросить ему медяк.

— Я вижу город, — произнес горшечник и, спустя мгновение, добавил: — Жестокий и несправедливый.

Сказав это, он ощутил лютую ненависть в своем сердце, которая разрасталась там все больше и больше с каждым мгновением. Ненависть ко всему: к городу, к разжиревшим купцам, к подлым стражникам, к своей жизни, к себе самому.

— Город, который должен быть проклят, — сказал он.

Гость снял капюшон, и впервые предстал взору его лик, бледный и неживой. Он был будто стар и млад одновременно, зол и добр, надменен и смиренен.

— Хорошо, — удовлетворенно изрек он. — Но взгляни шире. За окном негожий мир, который должен быть исправлен. Изменен. Жестокий и несправедливый. Ненавистный тебе мир, исковеркавший твою жизнь, лишивший тебя счастья и отобравший у тебя все. Сей мир пошел не по тому пути.

— Я слышал уже про твои сказки, — усмехнулся горшечник. — Ни к чему мне внушать сумасшедшие мысли.

— Ты не из тех людей, кто прислушивается к чужим доводам. Ты другой. Я это вижу. И ты все равно желаешь выслушать меня.

Хозяин молчал. Он чувствовал себя преступником, стоящим перед судьей, беззащитным и обреченным на нечто неотвратимое.