Медведь

Медведь

Уже стемнело, и ноги холодила роса. Девичья ватажка тишком пробиралась по перелеску. Все знали: если в венке колосья с чужого поля, то скоро-скоро приедут желанные гости за «товаром». Полелю веселила серьезность старших подружек, она рукой зажимала рот, чтобы не засмеяться в голос. То ли от того, что это первый год ее девичества, то ли от того, что у нее были незамужние старшие сестры, из-за которых сватов еще долго можно было не ждать.

Но не только ее разбирал смех – подружки то и дело хихикали под сердитый шепот других  девок.

Деревья стали расти гуще, и девушки сбавили шаг, оглядываясь, и пытаясь понять, так ли идут:  дорога к полю Сестринского поселка была им знакома только по слухам. Они уже совсем было решили, что заблудились, когда лес кончился, и теперь далеко-далеко вперед расстелилось непривычно большое поле.

Радостно загомонив, подружки набрали себе зеленых овсяных колосьев на венки и поспешили обратно: никому не хотелось пробегать весь праздник.

У самого Козьего ручья, где еще горел купалец[1], Полеля отстала от других и побежала в лес. Оглядевшись, девушка скинула обереги с пояском и спрятала их под куст. У нее был особый замысел на эту ночь. Послезавтра выдавали замуж ее сестренку[2] Омелицу. И Полеля решила на Купалье собрать для нее покрыш-траву. Уж больно нехорошо глядела на нее и жениха бывшая подружка Жула, совсем недавно сама так настойчиво желавшая стать женой Житника. А покрыш-трава – травка сильная, защитит молодых от злых наговоров.

Полеле страшно было идти в темноту одной, но за особыми травами с подружками не ходят. Лес в купальную неделю был опасно-живой, полный шорохов и движения. Но ее никто не замечал, не чувствуя обжигающего огня оберегов.

Нужное место нашлось легко. И в запале грибной охоты, и собирая с подружками ягоды, она всегда умудрялась найти короткую дорогу, чтобы не бить усталых ног вкругаля. За всю жизнь Полеля только однажды заплутала в лесу.

Эту луговину, лежащую далеко от хоженых троп, она заприметила еще давненько. Нежные желто-оранжевые лепестки еще только-только распустились, и покрыш-трава еще не отдала всю силу в семена, лишь наливалась могутой. Полеля нашептала нужные слова и сорвала одаренные силой праздника стебли. Связав их, она спрятала добрый подарок в суму и, радуясь удавшемуся делу, поспешила обратно, пока ее отсутствия не заметили.

Стараясь выбрать самый прямой путь, девушка и сама не заметила, как оказалась рядом с Медвежьим лесом, вставшим перед ней черной стеной. Запыхавшись, Полеля остановилась на миг, и тут же темнота, бывшая здесь куда гуще, обступила ее, живыми щупальцами касаясь тела. Ей показалось, что из чащи глядит чужой взгляд, пару раз уголком глаза она видела янтарный отблеск. Не иначе как Хозяин этого леса ее почуял и пришел посмотреть, кто такой смелый да безрассудный бродит. Отогнав дурные мысли, Полеля побежала прочь.

Наконец Полеля оказалась на опушке. Высматривая тот куст, под которым спрятала вещи, она увидела, как слева мелькнула тень, быстро превратившаяся в девичью фигуру. Полеля узнала Жулу. Она, тяжело и неровно переступая, шла со стороны Гнилого озера голая и покрытая грязными разводами. А в руках у нее что-то чуть заметно светилось. Полеля тут же узнала перелет-траву, хотя никогда ее не видела. Такую ни с чем не спутаешь. В перелет-траву мало кто верил, а еще меньше смельчаков решались идти ее искать. Трава эта просто так в руки не дается, может и погубить. Полеля никогда бы не поверила, что Жула смогла ее раздобыть, если бы своими глазами не увидела.

Воровато оглядываясь, Жула вытащила из-под выворотня рубаху и натянула ее, а перелет-траву спрятала в мешок.

Полеля дождалась, пока Жула уйдет подальше и пошла к костру. Еще не дойдя до купальца, она услышала крики девчонок: играли в «Березку». Быстро смешавшись с остальными, она нашла Омелицу. Та, уже просватанная невеста, смотрела на игру со стороны, но Полеля не заметила в ней большой грусти: ведь позади Омелицы стоял Житник, жених, любимый и ласковый. На миг Полеле подумалось: а найдется ли для нее такой добрый и красивый муж, к тому же не последний во всем прочем. Но эта мысль недолго бередила девичье сердце. Полеля знала: придет время, придет и ее суженый. Не могло быть иначе.

Купалье и вправду было волшебным временем: пробегав и протанцевав всю ночь, Полеля не только не устала, но и как будто набралась новых сил, и, встречая зарю, она чуть неуверенно в первый раз подпевала подружкам:

Ночью на Купалу я не спала, все не спала.

Ночью не спала, на ранках ключи брала.

Ключи брала зарю отмыкала.

Зарю отмыкала, росу выпускала.

Роса хрустальная, трава шелковая...

Полеля так ясно представляла, как Заря Утренняя встречается со своим суженым, и вслед за их свадьбой, идет пора плодов и зерен вместо поры цветения, и завязи, что ей будто бы слышались легкие шаги, хрустальный смех невесты. И думалось в этот час, что жизнь человеческая точно так же отражается в вечной небе, как и годовой круг: в детстве – зеленые листочки, в юности – пестрые пахучие цветы, в молодости – завязи, если цветение было не пустым, в зрелости – плоды, в старости – семена, которые в следующем году-поколении дадут новые зеленые листочки. И она, Полеля, часть этого коловращения, позади ее стоят ее предки, а впереди совсем скоро встанут потомки и не будет этому ни конца, ни края.

Песня уже кончилась, и сердце ее застучало: вот-вот взойдет великое светило, пригреет всех людей, обласкает каждую былинку.

Но, когда поднялось солнце, послышались испуганные возгласы.

Впервые, сколько Полеля себя помнила, на Купальской неделе солнце всходило не в ясном небе. Весь восход был заткан сизым маревом, не пропускавшим ни одного луча. Кроме этой серости нигде не было ни облачка, но что за радость от голубого неба, если солнце не благословит ни праздновавших, ни поля, ни леса, ни озера первыми лучами?