Медведи

Вступление. Пора просыпаться.

Никак не могу привыкнуть к своей новой внешности. Вот уже шестой месяц подряд жутко вздрагиваю после того, как только случайно удаётся увидеть себя в отражении ледяных стен. Стал похож на сугроб снега – какой-то уродливый, неровный, покосившийся сугроб. И при любых попытках выразить какие-либо эмоции, кажется, что я лишь строю неприятные рожи. Да дело в том, что рожа-то получилась изначально неприятной, и тут уж ничего не поделаешь, как ни старайся. Только людей пугать – благо уже некого.

Вы спросите – куда же они подевались, люди эти. А я отвечу – убежали прочь. Скрылись с планеты Ледышка в один чудесный миг, оставив тут меня наедине с надоедливой зимой и мирно дрыхнущими медведями. И сбежали-то люди лишь только благодаря какой-то нелепой выходке их собственного Императора, а по совместительству – сумасшедшего учёного по имени Заиц.

Придумал этот Император, а заодно – учёный, чудовищную машину. И с тех пор, как он изобрёл её и принялся испытывать на своих подданных, вся эта неразбериха и сформировалась в одну глобальную непонятку.

А ведь машина Заица ничего слишком криминального и не делала. Она просто узнавала. Узнавала людей – жителей планеты Ледышка – и более ничего.

Да, я забыл сказать, что все Ледышковцы или Ледышкавчане – не знаю, как правильно называть их – все без исключения, люди творчески повёрнутые на голову, а оттого – чрезмерно гордые и неисправимо ранимые. Они постоянно сочиняли какие-то оды, хвалебные песни и послания в адрес своей несчастной планеты, а заодно – соплеменников, да и вышеназванного Императора тоже. И, конечно же, каждый творец чтил своё творение больше себя самого, а потому никогда не раскрывал собственного имени. Так и продолжалось на протяжении многих веков. Скромно парили среди аборигенов их безымянные баллады, превращаясь постепенно в народные песенки и сказания, которые как-либо критиковать просто ни у кого рука не поднималась.

И продолжалось бы всё так спокойно и мирно ещё много веков, не придумай вышеназванный Император вышеназванную машину. Вся суть изобретения Заица была в том, чтобы как раз таки узнавать авторство этих якобы «народных» творений. И не просто узнавать – а распознавать сочинителя по степени ошибок и нелепостей, которые были допущены им в собственном сочинении. Несложно догадаться, как сильно пошатнулось и без того ранимое самомнение Ледышковцев, после того, как каждый из них был распознан машиной Заица. Из прежде талантливых анонимов они превратились во вполне конкретных бумагомарателей. Их разочарованию в себе самих, конечно же, не было предела. И вот однажды все обитатели Ледышки, все полторы тысячи человек, дружно захватили космопорт и в один миг покинули родную планету, скрывшись в неизвестном направлении.

На разрушенной стене космопорта Ледышковцы оставили лишь одно четверостишие, которое и объясняло всё:

«Да, у нас таланта нет,

Значит, нас тут больше нет,

Мы планету покидаем,

В дальний космос улетаем».

Да уж, талантливо, аж дрожь по телу…»

Хотя, нет, о чём это я. Не могу я больше чувствовать ни дрожи, ни холода. Потому что я остался не улетел.

Кстати говоря, хвалебные оды в адрес Ледышки я тоже сочинял, и причём – не очень-то и убогие. Хотя я вовсе и не уроженец этой планеты. Потому, в отличие от аборигенов, скромничать не собирался, а, даже, напротив, с великой радостью раскрыл бы своё авторство. Но…, как-то случая не представилось.

И машина Заица, если честно, сразу же распознала меня, перечислив все мои ошибочки и ляпы в тексте многостраничного отзыва. Да только не придал я этому факту совершенно никакого значения, и, вместо того, чтобы хвататься за голову, рвать последние волосы – именно так поступали коренные жители – просто отправился спать.

А вот когда проснулся и обнаружил – далеко не сразу – то, что никого человекоподобного на планете не осталось, можно было бы и запаниковать. Но я почему-то не стал. Наверное, потому, что сам перестал быть человеком. Да-да, только увидев тем утром своё отражение в зеркале ледяных стен, я мог бы ужаснуться – на меня глядела слишком неприятная рожа, которая ни при любом условии не могла бы показаться симпатичной. А сам я стал похож на покосившийся сугроб снега – какой-то большой, нелепый и непонятный.

Как это могло произойти? Ведь засыпал-то в человеческом обличии. Потом уже я обнаружил, что куда-то пропал мой талончик на льготную реинкарнацию, и почти догадался о том, что произошло. Я переродился – импульсивно и необоснованно, но кто стал инициатором такой моей перемены тела - догадаться не мог, как ни старался. Но спустя время я всё-таки узнал – от кого, пока умолчу – в чём был смысл такой подставы. Оказывается, местный климат почему-то напрямую связан с настроениями и ощущениями аборигенов. И в тот момент, когда все жители покинули планету, на ней воцарилась столь морозная зима, что человеческий организм просто не смог бы её перенести. Потому-то у меня каким-то чудом и случилось перерождение, превратив меня в существо грустное и одинокое, зато способное выжить во время любых холодов.

Однако же, сам по себе талончик не смог бы сработать. А, значит, кто-то помог. Но кем был этот «кто-то»? Сам Император? Ибо на корабле со сбежавшими аборигенами его точно не было, иначе бедного сумасшедшего учёного просто бы порвали на мелкие кусочки. Вряд ли. Хотя всё может быть. Ведь вживую этого самого Заица совершенно никто и никогда не видел. Вывешивали его портреты в кабинетах и коридорах, но сам Император, по чьим-то словам, с людьми встречаться не мог, благодаря какому-то удивительно редкому виду аллергии. Мог бы учёный скрыться с планеты самостоятельно, в одиночку? Вполне мог. Но мне почему-то хотелось верить в то, что хитрющий Заиц прячется где-то совсем недалеко, и злорадно посмеивается надо мной.