Сейчас было послеобеденное время — многие люди возвращались с работы, если, конечно, она у них осталась. Другие просто сидели в парке у пруда и смотрели на маленьких уточек, скользящих по воде. Дети бегали рядом, весело и громко крича и играя в какую-то игру. Вокруг было тихо и, главное, спокойно. Казалось, здесь никто не знал войны.
Но война была, страшная война. Каждый день гибли тысячи людей, и неизвестно было, когда это кончится. Война шла четыре года. Четыре года никто не знал покоя. Ни немцы, ни русские. Никто уже не хотел выиграть войну, все просто хотели мира.
Ирма сидела на лавке и смотрела на медленно проплывающих мимо нее уток. Начальство только что передало ей сообщение, что завтра она встретится с их агентом. Но они не уточнили, кто это будет, как он или она выглядит. А ведь это мог или могла быть кто угодно. Может быть, это та женщина в длинном пальто, что сейчас идет куда-то со своим сыном. Может быть, это мужчина в светлом пиджаке, который нес из магазина хлеб в бумажном пакете. Также начальство не уточнило, как и где она встретится с агентом. Сказали лишь, что пароль остается прежним. Все это намного усложняло ситуацию.
На самом деле, Ирма — это псевдоним. Ее настоящее имя — Лена Романова. Она — советская связистка, третий год находящаяся в Германии. Здесь она живет под именем Ирмы Шульц — обычной немки. Работает горничной у адъютанта Гиммлера — оберштурмфюрера [1] Ганца Нойманна. Этот адъютант до ужаса болтлив, так что именно от него сливается вся информация советской разведке.
Вот и сейчас Лена сидела и смотрела на уток, думая о сообщении начальства. Мысли путались, утки, мельтешащие перед глазами, отвлекали. «Интересно, они знают, что сейчас война? — думала девушка, смотря на птиц. — Или для них не существует разделения на мирное и военное время? А вообще, хорошо быть птицей. Захотел — улетел, и нет проблем. Ты свободен, ты волен отправиться куда угодно. Сегодня ты плаваешь в этом маленьком озерце в Берлине, где на тебя в любой момент может упасть бомба, а завтра — где-нибудь в Швейцарии, где нет войны. Наверное, я тоже хотела бы быть птицей».
Неожиданно что-то спугнуло уток, и они улетели. Лена, проводив их взглядом, тяжело вздохнула. Время близится к вечеру, и ей давно пора домой, ведь идти далеко — через весь город. Она могла бы подъехать на трамвае, но ей безумно нравились прогулки по городу. Сейчас было тихо, советские войска еще не добрались до Берлина, остановившись где-то в Венгрии. Берлин очаровывал Лену. Ей казалось, что если бы не война, оставившая много шрамов на прекрасном лице города, то он стал бы для нее самым красивым городом на Земле. Архитектура в готическом стиле восхищала русскую. Ей были совершенно противны новые постройки, но вот старые дома привлекали ее. Она всегда думала, что, если бы не война, то она, наверное, могла бы поселиться в одном из таких милых домиков.
Хотя, за те годы, что она находилась здесь, Берлин сильно изменился. Город приобрел характерные черты нуара — пессимистично настроенные граждане, полные недоверия и разочарования во всем, цинизм, царивший повсюду. С каждым днем по улицам расползалось все больше и больше слухов о том, что был убит кто-то из старших офицеров СС или Вермахта. В лице любого встречного можно было с легкостью прочитать уныние и безнадежность, связанные с скорым, очевидным проигрышем в войне. Сами люди сильно изменились — в них пропала та слепая вера Гитлеру. Если до войны он был обожаем ими, то сейчас его популярность среди народа сильно упала — почти каждый второй задавался вопросом: «Кто же нами руководит? Уж не ведет ли Третий Рейх безумный слепец?» Но, тем не менее, все продолжали делать вид, что все под контролем, все идет так, как и надо, что конец еще не скоро, хотя где-то глубоко в душе сами и понимали, что это самая обыкновенная ложь, которой они сами себя и кормят.
Смотря на безэмоциональные лица прохожих, Лена чувствовала сосущее чувство того, как она скучает по родине. Каждый день она вспоминала Москву и Ростов, в котором родилась и провела свое детство. Она смутно помнила своих родителей — Лидию и Михаила Романовых — их не стало, когда ей было всего лишь девять лет. Тогда Лену взяла к себе ее бабушка и стала воспитывать. Когда началась война, Лене только исполнилось девятнадцать лет. Она помнила, как по радио диктор объявил о начале войны с Германией. Она долго не могла поверить в то, что война началась. Ей все казалось, что это какая-то шутка, и нет никакой войны. Но города разрушались, немцы захватывали все больше территорий, все больше русских людей гибло под градом фашистских снарядов. И Лене надоело бездействовать — она отправилась помогать партизанам, несмотря на мольбы бабушки. Бабушка у нее была одна, и Лена решила во что бы то ни стало защитить ее. Уже в первые три месяца она отличилась, и ее направили в Москву. Там, каким-то немыслимым образом, ей дали поручение и отправили в Германию. И вот, уже третий год она передают информацию в Москву, получая ее от герра Нойманна.
Идя по улице, Лена в который раз удивлялась тому, что ее до сих пор не рассекретили. «А ведь, — думала она, — они уже давным-давно могли вызвать меня на допрос, как это недавно произошло с моей соседкой — фрау Швайгер. Интересно, я бы выдержала допрос или нет? А если бы и выдержала, то отправили бы они меня в лагерь? Я же знаю, они любят просто так отправлять людей в лагеря — так, для профилактики. Или расстрелять. Это они тоже любят».
Лена очень, очень боялась смерти. Каждый день боялась, что к ней в дом придут люди в серой, мышиного цвета форме и скажут «Фройляйн Шульц, пройдите с нами в машину». После этих слов редко кто возвращался в свой дом. Чаще всего бывало так: подъедет служебная машина, чтобы подвезти человека до работы, и больше не вернется. Был человек, а теперь нету. Вот и Лена боялась, что и за ней приедет такая же служебная машина, у которой был путь в один конец.
Но больше всего на свете Лена боялась потерять своего самого родного человека — бабушку. С тех пор, как девушка уехала из Ростова, она не написала бабушке ни одного письма. Она не просто не могла — по службе не положено. Лишь однажды ее радист Клаус Хоффман (он же Игорь Волков) передал ей, что с ее бабушкой все хорошо. Лена почти четыре года не видела бабушку, пропадая то в партизанских лагерях, то в Германии. Лена боялась, что с бабушкой могло произойти нечто страшное, но продолжала надеяться и верить, что с ней все хорошо.
Завернув за угол, девушка увидела крышу своего дома. Ей осталось пройти всего четыре строения, и она окажется у себя дома. Проходя мимо последнего дома, она ощутила тоску и грусть, которыми от него веяло. Дом выглядел мертвым, пустым; садик был заброшен. Окна дома тупо смотрели на прохожих, не мигая светом в гостиной или кухне. Это был дом фрау Швайгер. «Точнее, — подумала Лена, отворачиваясь, — покойной фрау Швайгер».
Бесшумно закрыв за собой калитку, она прошла к двери и начала рыться в кармане в поисках ключей. Они нашлись почти сразу же. Пройдя в прихожую, девушка сняла пальто и, повесив его на крючок, остановилась. Уже три года она тут живет, а все никак не может привыкнуть к этому дому. Хоть он и был пустым, с минимумом мебели, но он был уютным, теплым и домашним. Но он все равно не нравился ей.
Зайдя на кухню и включив свет, Лена поставила на плиту чайник. Ей хотелось просто сесть у камина и, попивая горячий чай, снова поразмышлять на тему того, кем же окажется агент. Ожидая, когда закипит чайник, она прислонилась к кухонному пеналу. Голову сразу же заполнили мысли об агенте. «Мужчина или женщина? Молодой или пожилой? А вдруг это вообще ребенок? — думала Лена, задумчиво пожевывая губы. — Нет, центр не стал бы рисковать детьми, значит, это будет взрослый человек. Но кто? И где мы встретимся?»
Тишину разорвал внезапный свист закипевшего чайника. Сняв чайник с плиты, Лена налила кипятка в заварной чайничек и стала ждать. И снова мысли об агенте. Слишком много неизвестного. Центр должен был сообщить ей хоть что-нибудь кроме того, что завтра они встретятся.
Налив настоявшегося чая себе в чашку, девушка прошла в гостиную и, устроившись поудобнее в кресле перед горящим камином, вновь стала размышлять об агенте.
Но тут ее мысли прервал внезапный звонок в дверь. «Кого это принесло так поздно?» — подумала Лена, ставя чашку чая на стол и поднимаясь со своего места. Подходя к двери, она надеялась увидеть соседку из дома напротив, которая пришла за солью или еще чем-нибудь. Или же мужчину из соседнего дома, который попросил бы посидеть ее с его маленьким сыном, пока он будет на работе.
Но как только она открыла дверь, Лена сразу же услышала слова, которых она боялась больше всего на свете:
— Фройляйн Шульц, пройдите с нами в машину.
#35275 в Любовные романы
#662 в Исторический любовный роман
#255 в Проза
#255 в Исторический роман
Отредактировано: 08.07.2019