Memento Finis: Демон Храма

Пролог

Я – угрюмый и упрямый зодчий

Храма, восстающего во мгле,

Я возревновал о славе Отчей,

Как на небесах, и на земле.

Н.Гумилёв «Память»

13 мая 1244 года, Лангедок

Продолжительные и опустошительные альбигойские войны, уничтожившие самобытные общество и культуру Лангедока,  подошли к концу. Французская корона обрела невиданное ранее могущество единства; она, как сказочный северный нормандский зверь, проглотила южное провансальское солнце, и всему католическому миру показалось, что катарская ересь, ставящая под угрозу само существование Римской церкви, наконец уничтожена, и наступил долгожданный мир.

Но рыцарь никогда не знал, что такое мир, он родился и вырос на войне. Его дед сражался с крестоносцами Симона де Монфора под флагом непримиримого борца за независимость Юга графа де Фуа и пал на поле боя; его отец, верный клятве сюзерену, воевал с французскими королевскими войсками Людовика VIII и геройски погиб, защищая свой родовой замок, - земли были отобраны в пользу французской короны. Воспитанный после гибели отца дальними родственниками, рыцарь был последним представителем своего древнего рода. Он не видел для себя иного пути, как взять в руки оружие и продолжить войну предков даже после того, как граф де Фуа одним из последних в Лангедоке был вынужден заключить мир с королём. В течение семи лет рыцарь вместе с другими окситанскими файдитами, лишёнными своих вотчин, сражался с французами, скрываясь в лесах и отдалённых замках Пиренейских гор, но пришло время, когда он остался один. Лангедок всё-таки покорился французской лилии, страна, которую он любил и для которой он жил, исчезла, став частью католической Франции. Значит, пришло время исчезнуть и ему. И он тронулся в путь, видя перед собой только одно - дорогу в неизвестность.

Проезжая через небольшой городок, на одном из постоялых дворов рыцарь встретил молодого ремесленника, который был знаком ему по годам, проведённым в замке своих далёких родственников. Парень был сыном кузнеца. Война обошлась с ним немилосердно, лишила очага и заставила скитаться. Рыцарь предложил парню стать его слугой, тот, не раздумывая, согласился. Рыцарь был рад, что встретил знакомого человека, и думал, что на него можно положиться в долгом путешествии, которое он собирался совершить… Не получилось.

Ночью слуга сбежал. Рыцарь проснулся в туманных сизых сумерках оттого, что сырое раннее утро пробило дрожью от холода его тело до костей. Костёр давно погас, он даже не дымился. Рыцарь скинул с себя мокрый от росы плащ и встал, расправив затёкшие ноги. Первое, что он сделал, это попытался найти кошелёк, который он вечером положил под седло, служившее ему этой ночью изголовьем. Кошелька на месте не оказалось. Слуга сбежал, прихватив с собой все деньги. Но разочарования не было. За долгие годы войны рыцарь привык ко всему. Он не раз сталкивался с ложью и предательством и слуг, и хозяев, и верных друзей, и самых близких людей. Это стало нормой и принципом выживания во время войны, надолго поселившейся в некогда свободном и цветущем крае. Было удивительно, что рыцарь так неосмотрительно доверился малознакомому человеку, которого он знал лишь по тем временам, когда в юношеском пылу он ещё считал, что верность, благородство и честь были не пустыми словами в Окситании. Да и что можно было ждать от озлобленного, голодного, ни во что не верящего простолюдина, потерявшего дом и семью и навсегда забывшего слово «служение». Он поступил так, как требовали от него правила выживания на войне, где право на добычу есть неотъемлемое право более смелого, хитрого и дерзкого. И потому разочарования у рыцаря не было, осталась унылая, глухая злость на свою, неведомо откуда взявшуюся, доверчивость, которую, как он полагал, давно в себе похоронил.

С восходом солнца рыцарь оседлал коня и тронулся в путь. Оставшись без средств, он тем не менее не боялся за успех своего долгого путешествия. У него был меч, меч давал ему силу, а право сильного никто не мог отменить. Весь день он ехал по пустынной дороге, и за всё это время ему практически никто не встретился на пути. Лишь две чумазые оборванки, местные крестьянки, внезапно вынырнувшие из леса и увидевшие его, со страхом бросились обратно, бросив на дороге корзины с ягодами.

Наступал вечер. Выехав на опушку леса, рыцарь в стороне от дороги, около оврага, заметил двух коней и три человеческие фигуры. Он решил направиться к ним. Подъехав ближе, рыцарь увидел, что один человек недвижимо лежал на земле, нелепо растянувшись во весь рост, – он был мёртв; второй рыл яму, видимо, могилу для первого. Рядом с ними на камне сидел монах в серо-чёрном от дорожной пыли и грязи плаще с капюшоном. Лежащего на земле мёртвого с неестественно повёрнутой в сторону головой рыцарь сразу узнал. Это был его беглый слуга.

― Что тут произошло? ― спросил рыцарь, приблизившись.

Монах неспешно поднялся с камня и повернулся лицом к рыцарю. Это был высокий сухой мужчина средних лет с короткими, чёрными, как смоль, волосами, аккуратно выбритой тонзурой и смуглым от южного загара лицом.

― Печальная случайность, сеньор, ― ответил он, окинув рыцаря острым, оценивающим взглядом своих тёмно-карих глаз. ― Несчастный вам знаком?

― Это мой слуга, ― сказал рыцарь.

― Мне очень жаль, сеньор… Всё получилось случайно. Мы ехали через лес, ― начал объяснять монах. ― В деревне нам сказали, что так будет короче… Мы заблудились и долго плутали среди деревьев, пока не выбрались на дорогу. Здесь мы увидели этого человека и окликнули его. Не знаю, что произошло, но он нас испугался и бросился бежать. Там, ― монах показал рукой в сторону оврага, ― он споткнулся, упал в овраг и свернул себе шею. Он умер быстро… ― Монах беспомощно развёл руками. ― Мне очень жаль, сеньор, что всё так получилось.