Мёртвая старуха с морга

Мёртвая старуха с морга

— Ты бабку вскрывал? — вопрошал у меня Роман Васильевич, заведующий морга.

— Вскрывал, — отвечал я.

— У неё печень же была?

— Ну была, — говорил я как-то неуверенно.

— А почки?

— И почки были.

— Сердце там, лёгкие?

— И сердце было, и лёгкие.

— А поджелудочная?

Я пожал плечами и едва слышно выдавил:

— Не знаю.

— Так, подожди, — снова начал Роман Васильевич. Он был рослый, седовласый, в белом больничном халате. Встав со стула, он наклонился над столом, поглядывая то в ноутбук, кликая мышью, то на кипу бумаг, — ты бабку вскрывал?

— Ну вскрывал, — снова произнёс я, не понимая серьёзен он или просто так шутит.

— У неё печень была? Лёгкие, почки?

— Были. Да, — голос мой стал громче и живее.

— Сердце было?

— Ну... было, как и у всех.

— Да. Как и у всех... Ещё печень, наверно, была?

— И печень была, — я невольно улыбнулся.

— А поджелудочная где?

Я снова пожал плечами:

— Не знаю.

— Не знаешь, — посмотрел он на меня, — понятно.

Роман Васильевич снял халат и шагнул к стене, где на крючке висело его зимнее пальто. Был уже вечер, смена близилась к концу.

Заведующий пошёл домой, я же вернулся в прозекторскую. Там, над железным столом горела люминесцентная лампа, покрывая белым светом выпотрошенный труп ушедшей своей смертью восьмидесятилетней старухи. В тени, на стуле, в углу сидел мой напарник Гриша — низкорослый мужичок с проплешиной, который в свои двадцать семь оставался девственником. В руках он держал пластиковую полторашку с разведённым медицинским спиртом. Налил себе немного в стакан и, опрокинув залпом, предложил мне. Я не отказался и, выпив, поморщился — было там градусов шестьдесят.

В морге оставались мы вдвоём. Накатив ещё по одной, мы немного поболтали, обсуждая, куда же делась поджелудочная той бабки. Как выяснилось позже: из-за старости железа срослась с желудком, но по неопытности своей мы не знали тогда, что такое вообще бывает.

Перед тем, как идти домой, Гриша помог мне отвезти тело бабки в холодильник, после чего выпив ещё одну стопку, пошёл домой. Я же остался дежурить.

Зайдя в кабинет, я прилёг на кушетку, укрывшись курткой. С закрытыми глазами, я думал о том, что делать дальше. Работа в морге мне уже порядком надоела, а участь постепенно спивающегося Гриши совсем не прельщала. Хотелось отсюда свалить. Вот только было всё не так просто. Держал меня здесь долг, долг в триста тысяч за обучение в ординатуре. По договору мне нужно было отработать три года или отдать деньги. Продам машину, — думал я, — да и найду работёнку получше. Забегая вперёд, скажу, что так оно и произошло.

А в ту ночь, когда я уже было начал засыпать, из коридора послышались какие-то звуки, будто в морге кроме меня был кто-то ещё. Меня это насторожило. Я приподнялся на кушетке и вслушался. Снаружи доносился приглушённый скрип. Мне было однозначно ясно, что открывалась тяжёлая железная дверь, и я догадывался какая — дверь в холодильник. Скрип той двери я мало с чем мог перепутать.

Для дальнейших действий мне пришлось набраться смелости. Встав с кушетки, я уверенно прошагал по кабинету, открыл деревянную дверь и вышел в коридор. Слева от меня был закрытый на ключ выход на улицу, справа — коридор тянулся на десяток метров, посерёдке две двери: одна в прозекторскую, другая в туалет. Потом коридор, приобретая Т-образную форму, разветвлялся на два прохода, ведущие в холодильники. Царил полумрак — рядом с дверями в туалет и прозекторскую тускло горела лампочка, освещая пустые каталки и... человеческую фигуру, стоявшую в полный рост.

И тут я дико испугался. Фигура та была уродливая, с кривыми тощими ногами, что держали на себе мешковатый старческий торс. Когда фигура шагнула вперёд, я увидел в ней зияющую дыру от шеи до пояса — это была никто иная, как та самая старуха. Ковыляя и пошатываясь, она двигалась ко мне.

Я тут же занырнул обратно в кабинет, рывком закрыл дверь и повернул вертушку замка. Снаружи простучала череда быстрых, как бег, шагов. Потом в дверь силой ударили. Один раз, потом ещё. Кровь бешено приливала в мозг, сознание мутнело. Деревянная дверь сотрясалась от ударов. Потом на мгновение всё стихло, но тут же послышался скрежет. Кто-то орудовал ногтями по деревянной поверхности. Я услышал мерзкий, пробирающий до глубины души скрипучий старческий голос:

— Пустииии мииилоооок.

Я навалился на дверь с большей силой...

То, что было дальше, помню смутно. Видно, из-за сильного эмоционального перенапряжения моё сознание потеряло связь с реальностью. Очнулся я лёжа на кушетке, за окном светало, кружил снег, а в дверь неистово звонили. Встав на ноги, я вышел в коридор и открыл входную. Меня окатил поток морозного зимнего воздуха, на пороге стоял Гриша.

— Чё так долго не открываешь? — спросил он.

— Ааа, — произнёс я сонно и выдавив первое, что пришло в голову, — да спирту, кажись, перебрал немного.