Мёртвый колхоз

Мёртвый колхоз

Мракофилия. Последствия II

Рукопись, найденная проводником в одном из купе.

Пустой лист раскрытого блокнота издевательски белел на столике, манил излить ему душу, и я наконец решился.

За окном догорает вечер. Мерное покачивание вагона тщится успокоить мои расшатанные нервы. От глухих стуков рельс становится лишь тревожнее. Не спится.

Спустя сутки мой поезд будет далеко отсюда.

Уберегая вас от необдуманных решений, я нарочно не упомяну название той деревни. Вдруг упрямые скептики решат посетить злополучное место, чуть не отобравшее у меня рассудок и жизнь? Я не готов брать на себя такую ответственность.

Мать рассказывала, как моя бабка сокрушалась в декабре девяносто первого года: «Не той троицей нас партия пугала! Теперь точно наш колхоз мёртвый!» И через несколько дней преставилась. С ней умерла и её Родина, и колхозы. Я всегда улыбался этой истории, считал её милой сказкой для тоскующих по Союзу, пока своими глазами не увидел, во что превратились некогда процветающие хозяйства. В новой стране выбор у простых деревень и сёл был скудный: стать дачным посёлком для тех, у кого есть деньги, или опустеть и полностью сгинуть.

Природа брала своё, человеческие творения оказались бессильны без своего творца: поросшие травой поселения гнили под жарким солнцем. В то, что уже нельзя было назвать полноценными домами, изредка заглядывали искатели острых ощущений, «охотники за приведениями» или изнывающие от холода бродяги, что искали ночлег. Однако даже в таких деревеньках находились жилые домики, населяемые дремучими старичками, бесследное исчезновение которых стало лишь вопросом времени.

В местечке, где мне пришлось оказаться, доживали свой век дедушка с бабушкой моего близкого друга Ромки. Они слёзно умоляли внука приехать и залатать крышу, изрядно прохудившуюся за долгие годы. Ромка упросил меня съездить с ним, сказал, что вся работа займёт не более двух дней. Сам он выдвинулся в деревню вечером пятницы, а я должен был прибыть туда в субботу днём в сопровождении «Газели», загруженной всем необходимым для ремонта. С водителем машины Ромка договорился заранее. На все мои замечания, мол, почему бы не поехать вместе, он отвечал, что бабушка — женщина крайне властная, — прислала ему письмо, где намекнула, чтобы он наведался раньше остальной рабочей бригады. По всей видимости для какого-то серьёзного разговора. Я тогда решил, что старуха хочет потолковать о наследстве, поэтому возражать не стал.

В субботу около одиннадцати утра я встретился с водителем. Пыльная «Газель» помчалась по трассе прочь из города, километров через восемьдесят съехала на большак и ещё десять минут громыхала между полями. На горизонте показался лесок, наш путь лежал туда. Единственный заезд среди густых зарослей перекрыло упавшее дерево. Водитель, он же по совместительству грузчик, тяжело вздохнул, открыл дверь и буркнул мне: «Пошли».

— С одной стороны возьмём… — командовал он, закатывая рукава. — И на обочину его… на обочину.

Валежник оказался трухлявым и нетяжёлым, мы легко подняли его и забросили в кусты. Тучный водила выпрямился и поковылял в кабину. А я осмотрелся, набрал полную грудь свежего воздуха и вдруг заметил неподалёку мальчишку. Он, пригнувшись, стоял метрах в тридцати от нас. Зелёные футболка и шорты делали его практически незаметным. Малец тоже увидел меня и сию же секунду спрятался за ближайшим деревцем. Я даже улыбнулся от умиления. Тогда я ещё ничего не знал…

«Газель» проехала ещё с полсотни метров и свернула направо на небольшую улочку в семь покосившихся домиков. Ромкин — второй с края — выглядел куда лучше остальных.

Мы притормозили у хлипкого невысокого забора. Около калитки нас уже встречали хозяева. Дед Егор, лысый худосочный старикашка с седыми усами, и баба Надя, что, в отличие от того властного монстра, описанного Ромкой, показалась мне дружелюбной и приветливой старушонкой; она поправила свою забавную длинную юбку и, прихрамывая, подошла к нам, пригласила выпить чаю и отдохнуть с дороги. Водитель сразу вежливо отказался, разгрузил со мной кузов, прыгнул за руль и вскоре скрылся за поворотом.

— А где Ромка-то? — спрашивал я, ступая в узкие сени утлого домишки.

— Ой, он в колхоз поехал, — ответила баба Надя. — Ты заходи, сейчас чаю попьёшь.

В тускло освещённой комнатке меня усадили за грязный, заляпанный жиром стол.

Поставили кружку с чаем. Питьё было скверным и пресным.

Баба Надя сидела против меня, сложив руки на столе, дед же гремел чем-то на кухне.

— А Рома не говорил, что с крышей-то делать? — начал я, прервав неловкое молчание. — А с материалами? Накрыть их, может быть?

— Пусть лежат, — улыбалась бабуся, не отводя от меня глаз. — Ромочка завтра к вечеру будет, всё сделаете. Пей чай.

Ответ стукнул по голове, точно дождевая капелька: мелочь, но верный признак скорого ливня. С тех пор мне и стало не по себе.

До приезда Ромки оставалось больше суток. Время тянулось до безобразия долго. Невыносимая духота внутри дома сводила с ума. Находиться на улице тоже оказалось весьма сложно: на меня странно косились местные жители: все бледные, осунувшиеся.

Тогда я решил прогуляться по лесу, но на повороте столкнулся с выскочившим не пойми откуда сухопарым мужичком. Выглядел он встревоженно, чем и пугал. Я по-детски струхнул, потупился на месте и поплёлся обратно к домам.

И вдруг, проходя мимо заброшенной мазанки, вновь увидел мальчишку в зелёной футболке. Он таращился из-за угла. Улыбнувшись, я направился к нему поздороваться. Малец не сбежал, он стоял, прислонившись плечом к стене, и держал на ладони небольшой серый камешек. Поймав мой взгляд, паренёк убрал руки за спину и попятился к забору.

— Ты чего такой пугливый? — поинтересовался я, присаживаясь рядом с ним на корточки.

— Беги отсюда, — прошептал он.

Внутри меня всё опустилось. От неожиданности слегка раскрылся рот.