Мессия Остроухий

Мессия Остроухий

— Неужто сам пожаловал?

— Как видишь.

— За что такая честь?

— Давно не виделись. Хотелось посмотреть, во что ты превратился за сто с лишним лет.

— Хочешь сказать, пришел взглянуть, насколько я постарел?

— Не скрою — любопытно.

— Ну и как?

— Я бы сказал, лет на пять. Старичок. А я помню, каким ты был…

— И каким же?

— Настоящим. До всех этих косметических процедур.

— Ты прекрасно понимаешь, что выбора у меня не было. Не сидеть же взаперти всю жизнь. Да и ты не улыбаешься во весь рот каждому встречному.

— Верно. Но я ничего не менял в себе.

— Мы разные… Ты принес?

— Разумеется. Как всегда.

Вампир достал из внутреннего кармана плаща небольшой плоский предмет, завернутый в непрозрачный пакет, и выложил его на стол.

— Вот. И в ближайшие лет десять ни в чем себе не отказывай.

Эльф развернул подарок. Внутри оказался обычный удостоверяющий личность документ, с подправленной датой рождения.

— Часто же ты стал их менять. Я уже измучался доставать тебе новые.

— Не преувеличивай. Я знаю — тебе это раз плюнуть. Не ты сам их штампуешь и, как правило, не ты доставляешь.

Вампир усмехнулся. Сейчас, как и обычно, он выглядел как худой среднего роста молодой человек в черном, ничем не примечательный, кроме, может быть, привычки улыбаться, не раскрывая рта.

Сидящий напротив эльф выглядел лет на сорок или чуть больше, был так же худощав, но ростом значительно выше. Белокур. Длинные волосы стянуты резинкой в низкий хвост. Уши похожи на человеческие, но любой, кто в этом разбирается, заметил бы, что такие они не от рождения, но когда-то были подрезаны. На глазах — неизменные линзы блеклого серого цвета. Одет официально, строго, неприметно. Но несмотря на все приложенные усилия нечто нечеловеческое проскальзывало в каждом его движении и взгляде. Одним словом это можно было бы обозначить как «стать».

Вампир долго его рассматривал, изучающе.

— И не надоел тебе этот маскарад? Поди собой можешь быть только на Хэллоуин.

— Еще косплей. Ты забыл косплей.

— Ты еще и так извращаешься?

— Было дело, — улыбнулся эльф.

— Скажи еще — уши приклеиваешь.

— Конечно. Без этого эльф — не эльф.

— А ты сам согласен с данным утверждением?

Эльф помолчал.

— А как ты считаешь: вампир без своих зубов — все еще вампир?

— Хах! Подловил.

— Вот тебе и ответ на вопрос. Мы живем в мире, где эльф познается по ушам, вампир — по зубам, успех — по деньгам, а красота — понятие внешнее.

Вампир понимающе кивнул.

— Как твои чародейства?

— Почти никак. Здесь все способности глушат так, что я уже и забыл, когда пробовал что-то эдакое в последний раз. И становится только хуже. Магия выставляется как что-то сказочное, что бывает только в кино. И толпы ходят в кинотеатры, чтобы попускать на нее слюни в перерывах между жеванием попкорна и запивания оного газированным напитком. Эти люди ни во что не верят и ничего не хотят попробовать сами… С другой стороны, я их не виню: как я уже сказал, ваш брат хорошо поработал, чтоб ввести всех в заблуждение.

— А вот тут не надо. Вовсе и не мой брат. Я всего лишь забираю энергию, которую мне готовы отдать.

— Но откуда ты ее берешь? Стадионы, демонстрации и прочие звериные выплески энергии. Ты там, где война, ненависть, боль. Любитель гавваха*.

— Я всего лишь падальщик и никого не провоцирую.

— Но ты ничего и не делаешь, чтобы прекратить страдания, а значит, ты паразит.

— Ай-яй, как грубо. Ты, можно подумать, великий благодетель человечества. Что ты и твои братья сделали для людей? Книжки по нравственности составили пару тысяч лет назад? И что с ними теперь? Их переврали так, что ничего оригинального в них не осталось. А что еще вы сделали? Основали свои богадельни? Что, много страждущих спасли? Многих, ходящих во тьме, привели к пониманию?

— Ты путаешь нас и Братство.

— А ты путаешь таких, как я, с теми, кто заправляет здесь всем.

— Вы с ними заодно.

— Да если даже и так, не так уж ужасно здесь все устроено. Людям есть, чем заняться. Ходить на работу, приносить пользу обществу, ну и чтоб самим не подохнуть с голоду. Заработал — пошел и спустил заработанное. Шмотки, гаджеты, понты-монты. А потом раз — и с голой задницей. И снова на работку. И снова — жрать, ржать и трахаться. Животные, готовые горбатиться за пустышку. Ничего другого эта раса не заслужила, кроме как служить кормом и рабочей силой для таких, как мы. Вот мы их и разводим. Во всех смыслах этого слова, а они думают, что свободны в этом своем стойле. А что решетка есть — так это ничего, это ж для безопасности.

— Есть и вполне достойные индивиды, не заслуживающие жить в стойле.

— Ну вот их и спасай. А остальным это ваше спасение нахрен не нужно. За такое спасение — к дереву приколачивают.

— А не вы ли сами провоцируете людей на то, чтоб им быть животными? Поддерживаете необходимый уровень страданий, чтобы самим не сдохнуть с голоду.

— А мы раньше появились. Мы разумней, живем дольше, мы более высокое звено в цепи развития. А ты чего бы хотел? Пойти против природы? Где ты видел животное, протестующее против власти над ним человека? Где ты видел мышь, отвоевавшую у кота право на главенство?