Месть

Месть

Месть.

Дом охал, стонал, скрипел — его резали по живому. Сначала корёжили левое крыло. Там, на шестом этаже, муж и жена развелись и разбежались в разные стороны, прихватив по одному ребенку, чтоб не платить друг другу алименты. Трехкомнатную квартиру приобрела «новая русская», красивая дама лет тридцати-сорока, которую жильцы сразу прозвали «банкиршей». Она немедленно начала делать «евроремонт», изменяя планировку квартиры для создания неповторимой по размерам и отделке ванной комнаты.

Потом глухо заохала правая половина дома, застонала квартира на пятом этаже, которую у одиноких пенсионеров купила семья «кавказской национальности». Их не устраивала общая жилплощадь. Они увеличивали квадратные метры комнаты за счет лоджии.

Лиха беда — начало. И вот еще в восьми квартирах произошла смена жильцов. И новые хозяева тоже меняли габариты комнат: дробили капитальные стены, переносили переборки, взламывали полы, из междуэтажных перекрытий вырубали застывший бетонный раствор. Почти на всех этажах зажужжали дрели, застучали отбойные молотки.

Страдал не только дом. Стонали, охали и скрипели зубами и его жильцы. Чертыхаясь, проходили мимо строительного мусора, который еще недавно являлся частью их дома. Особенно плохо было тем, у кого над головой грохотал отбойный молоток или жужжала дрель.

Под «кавказцами» жили Зайцевы – семья из четырех человек. Очень терпеливые, очень боязливые люди — муж, жена, мать жены и школьник Витя, который в отличие от взрослых, не был боязливым и терпеливым. Но это не в счет. А под «банкиршей» обитал холостяк Иван по фамилии Жуан, по прозвищу «Донжуан». Не однократно женатый и столько же раз разведенный. И многократно менявший профессии. Настоящим «доном», испанским дворянином, Жуан, конечно, не был. Он имел чисто русские рабоче-крестьянские корни.

Шум ему мешал. Грязь раздражала. Он тоже чертыхался, проходя мимо бетонного мусора. А если рядом не было детей и женщин, то отпускал и словечко покрепче. Но в разговорах с соседями подчеркивал, что терпит все это только потому, что симпатизирует женщине, поселившейся над ним. Соседи верили, так как страстная любовь Ивана к женскому полу была написана у него на лице.

Изуродованный дом начал быстро стареть. По стенам поползли трещины. Нарушилась изоляция квартир. По зданию стали путешествовать не только звуки, но и запахи, сообщая о том, какой суп сегодня варили этажом ниже или выше, у кого подгорела каша, кто пил валерьянку и какие сигареты курили сосед или соседка. Дом затаил обиду и ждал удобного случая, чтобы отомстить за свои раны.

Месть его была неожиданной и изощренной. Это случилось 8 марта. Было самое обычное утро праздничного дня. Кто-то отсыпался после тяжелой рабочей недели, кто-то, по привычке проснувшись рано утром, шастал по квартире, не зная, чем себя занять. Одни прихорашивались ради праздника, другие колдовали на кухне, готовя праздничное угощение. Закашляли и зачихали краны. Дом наполнился шумом журчащей воды, стуком дверей, перекличкой смывных туалетных бачков и запахом сигарет, парфюмерии, лекарств и вкусных праздничных блюд.

Иван Жуан проснулся, лениво потянулся в кровати, готовясь встать, но вспомнив, что сегодня на работу идти не нужно, с блаженной улыбкой закрыл глаза и стал мечтать. Сначала — о сочном ароматном бифштексе, потом — о соседке, живущей этажом выше. Мечтать было легко и приятно: запах бифштекса просачивался из нижней квартиры, а над головой журчала вода, наполнявшая ванну «банкирши» … Потом наступила тишина, открыв, вообще, широкую дорогу полету фантазии. Это были самые приятные минуты жизни, когда хоть и мысленно, но Иван получал все, что хотел. Он расслабился, достигнув кульминации своих мечтаний…

А женщина, предмет его грёз, находившаяся этажом выше, в это время, приняв расслабляющую, очищающую, пенистую ароматную процедуру с кастильским мылом, спускала из ванны воду, мысленно представляя себе, как не только грязь, но и все стрессы, имевшие место в ее жизни, уходят вместе с этой водой в канализационную трубу.

Но тут дом вдруг завибрировал, затрясся, как паралитик. Это происходило с ним и раньше, когда рядом проезжали большие груженые машины. Но сегодня дрожание особенно ощущалось. Раздался жуткий треск, затем глухой удар. Дом, мстя за свои раны, выплюнул кусок изуродованных внутренностей с шестого этажа на пятый. «Банкирша» же в это время выходила из ванной комнаты, которая теперь, после «евроремонта», стала значительно больше, чем раньше, и находилась частично над спальней Жуана.

Раздался пронзительный женский крик… И тут же, приличный по размерам, кусок пола-потолка оказался около кровати обалдевшего от неожиданности Ивана. И на этом древесно-цементном уродце, как на ковре самолете, приземлилась женщина, о которой он только что мечтал. Своей неестественной изломанной позой и потоком струящихся по цементному обломку волос, она напоминала скульптуру Родена «Даная». Такого подарка, да еще не к своему празднику, Жуан не ожидал.

— Даная… — прошептал он изумленно, не веря своим глазам. Не то, чтобы Жуан хорошо разбирался в искусстве, но скульптуры и картины великих мастеров с изображением голых женщин знал наперечет.

— Даная… — еще раз повторил он, широко улыбаясь. И добавил с придыханием:

— Моя, Даная…

— Ой! — снова воскликнула женщина, пытаясь руками и каскадом русых волос прикрыть свою наготу. Голос у нее был приятный, нежный. Таким себе его Жуан и представлял, хотя еще ни разу не разговаривал с ней.

А свалившаяся с потолка особа была, действительно, прекрасна. К тому же—не из мрамора, а настоящая, живая. Магия ее струящихся волос завораживала. А в глубине испуганных зеленых глаз мерцал загадочный огонек, готовый в считанные минуты превратиться в яркое пламя.