Метролли

Опоздавшие к лету

Метролль Вагоньев до невозможности хотел спать. Он зевал, небрежно прикрывая ладонью рот, клевал носом и дважды стукался взлохмаченной головой о поручень. Вообще-то метролли умеют спать сидя и даже стоя, но день выдался суетный и притвориться усталым работягой или пьяненьким интеллигентом не удавалось. В семь утра поезд остановили на Тушинской – сбился график, пассажиры исходили негодованием и тревогой. В одиннадцать – задымление, машинист шепотом матерился в кабине, пока путевая бригада троллей ловила туннельного дракона и чистила вентиляцию.

В полчетвертого говорливая барышня уронила на рельсы визгливую йоркширскую терьерку – пришлось изображать из себя героя, прежде чем вниз ломанется кто-то из настоящих людей. Бессовестная собачонка попыталась цопнуть спасителя и долго отплевывалась, чихая и недовольно скуля. Да и барышня долго переживала, что собачка потеряла ботиночек с задней лапки. Как теперь за ним лезть? Метролль хотел рассказать как, но сдержался.

С пяти до десяти по вагону то и дело шарахались громогласные парни в бело-красных шарфах – «Спартак» снова играл с «Зенитом» и ничья огорчила фанатов. Вагоньев не понимал, что за радость толкаться на стадионе и оголтело орать – то ли дело взаправду погонять мяч. Из-под полуприкрытых век он внимательно следил за парнями, подбирал брошенные бутылки и мелкий мусор, искренне надеясь, что никого не стошнит в вагоне. Обошлось. Но до конца смены оставалось еще два часа, а сон неумолимо подкрадывался к метроллю, навевал грезы об уютной пещерке в родном депо.

Раньше троллям приходилось ютиться в общежитии под Комсомольской, по четыре-пять рыл в комнатушке размером с большой холодильник. Но все меняется – теперь у Вагоньева появилась собственная кровать, накрытая шерстяным одеялом и выстланная лучшим исландским мхом, своя теплая грязевая ванна и своя кухонька с печкой. Что может быть прекраснее пирога с подземными грибами, ароматного и лоснящегося? Только маленькая стопка прохладного, очищенного бензина – вообще-то метролль соблюдал трезвость, но по праздникам можно. Он отрезал щедрый ломоть пирога, придвинул поближе стопку, вдохнул дразнящий запах, разинул пошире пасть – и проснулся.

В вагоне кто-то всхлипывал, судорожно вздыхал и старался сдержать слезы. Девушка чуть за двадцать, фиолетово-синие волосы, дерзкая серьга в ухе, угрюмый пуховик не по размеру, тощие ножки в узких брюках, громоздкие кроссовки. На бледном личике выделялись каштановые глаза в потеках дешевой туши. Для настоящей беды не тот возраст, но больно ей по-настоящему.

В полупустом вагоне несложно сменить обличье. Вагоньев взъерошился, провел по лицу лапой и стал похож на приличного старичка-профессора. Даже платок в кармане – чистенький, клетчатый, с вышитой буквой М.

- Девушка, не подскажете, какая сейчас станция?

Хриплый шепот:

- Волоколамская.

- Девушка, а до Парка Победы далеко еще?

- Минут двадцать.

- Девушка, а что у вас случилось.

- На поезд опаздываю.

Тут-то слезы и полились. Платок вымок насквозь и наколдованное пальто тоже, девушка рыдала истово, словно долго копила чувства. Все банально – она сочиняла книгу. Сперва хотела показать бывшему парню, какое сокровище тот бросил смской по телефону, потом втянулась. И вот уже полтора года отряд отважных кочевников рассекал степи Шоара, спасая династию вообще и принцессу Ма Ян в частности от коварных врагов. История пришлась ко двору, сотни подписчиков ждали новые главы, надвигалась эпичная битва добра со злом. И тут выяснилось, что многообещающая писательница путает тегиляй и темляк, саблю и спаду, кылыч и палаш. Старший товарищ, проглядев по диагонали рукопись, посоветовал ехать в Питер, на выставку оружия Ближнего востока. И подарил билет в Эрмитаж. Просто так.

- Он придурок?

- Нет! Он умный и самый лучший!

И новые слезы. Выставка закрывается завтра вечером. На последние деньги куплен плацкарт туда и назад. А она, глупая, заблудилась, села не в ту маршрутку – и не успевает на питерский поезд. Буквально на десять минут.

Мокрый клетчатый платок подвергся новой атаке. Отвернув к окну морду, Вагоньев незаметно заглянул в книжицу – лимит чудес на октябрь он уже исчерпал, придется работать лапами. Разогнать ненадолго состав? Машинист в кабине сговорчивый, минуты три они выиграют. А дальше?

В задумчивости Вагоньев сунул в рот кривой палец, поскреб зубами коготь. Звонить поездному ему совсем не хотелось, но вариантов не оставалось. Девица ж все сиденья слезами зальет!

- Здрасьте, товарищ Питерсон! Дело есть, сам понимаешь. Потолок на вокзале красить? Все шуточки шутишь. Питерский скорый на час пятнадцать бы придержать бы. На сколько? Минут на восемь. Нет, на пять не хватит. Добро, с меня причитается.

Поездные предпочитали солярку, у метролля на такой случай хранилась литровая бутылка желтой текучей жижи, настоянной на ржавых болтах. Он чихнул и неуклюже потрепал по плечу собеседницу:

- Езжайте, девушка на вокзал, а там видно будет!

Поезд прибавил ход, с грохотом ввинчиваясь в туннель. Девушка тотчас порозовела, стала почти миленькой. Сдалось ей это оружие, нет бы платья поглядеть с кружевами или кораблики. До Курской Вагоньев внимательно слушал сбивчивые рассказы, потом помахал лапой, провожая тощенькую решительную фигурку. Доедет!

Оставшийся час метролль продремал в пустом хвостовом вагоне и открыл глаза уже в депо. Обходчику Клепкину пришлось долго трясти соню, чтобы вернуть в реальность. Они вдвоем осмотрели состав, фыркая на людскую неаккуратность, отнесли в камеру хранения потерянные вещицы – чего только ни забывают в вагонах. Сил готовить ужин не оставалось, Вагоньев вынес туннельным крысам забытые кем-то гамбургеры, сам пожевал кусочек холодной глины и забился в постель, с головой накрывшись одеялом. Ему снились укромные бухты, каменистые пустоши и снежные замки Тролльхейма, страны куда однажды попадают все хорошие тролли. Настенные часы тихонько тикали, отматывая время до новой смены. Сырое серое утро неумолимо приближалось к Москве.