Миланка. Рождественская сказка.
В доме было тихо. Хозяева уехали в соседнюю деревню к родне на праздники. Миланка открыла незрячие глаза и прислушалась. Уютно потрескивали дрова в печи. Чадила лучинка, роняя искры в плошку с водой. Угольки шипели и гасли. Мурчала кошка. Чуть поскрипывала от ветра ставня в окне. Тихо шуршала кудель в пальцах шишиморы, да звякала посуда в руках дедушки Ждигоста.
- Дедушка домовой, налей молочка, - весело сказала девчонка, откидывая овчину и шлепая босыми ногами по полу.
- Ишь, проснулась, лежебока, - ворчливо приветствовал её домовой. – Петухи уж давно пели, а ты все спишь.
- А куда сегодня торопиться?- удивилась Миланка.- Тетка с братьями не вернутся несколько дней. Можно будет спокойно закончить рубаху вышивать.
- Это ту что ли, для пастуха твово? – Ждигост лукаво прищурился.- Как бишь его? Свиристеля?
- У него имя есть, - буркнула Миланка с набитым ртом. – Таислав его звать.
Домовой, посмеиваясь, придвинул миску сметаны девчонке, шарящей по столу. Она полезла было в нее ломтем хлеба, но Ждигост вовремя сунул ей в руку деревянную ложку.
-То-то и оно, что Таислав. А тебе годков-то скока, напомни старику, запамятовал я?
- Тринадцать в месяц травень будет.
-О, так ты весной в понёву вскочишь? – дедушка Ждигост старался говорить серьезно. – Так самое время рубашки жениху вышивать.
- Жениху?! – Миланка вскочила из-за стола, красная от возмущения.
Домовой и шишимора дружно засмеялись.
- Так вы надо мной подшучивали, - смутилась девчонка. – Да ну вас! Пойду скотину обряжу.
-Ну, добре, - напутствовал ее домовой
Миланка выскочила в сени, едва успев пригнуть голову, чтоб не стукнуться о притолоку.
Девчонка сделала два шага через сени и отворила дверку в хлев. На нее пахнуло теплым духом коровушки-кормилицы. Приветливо закудахтали наседки, завизжал поросенок.
Миланка прижалась к шее коровы, погладила ее тугую бархатистую шкуру, пошептала ласковые слова ей в ухо. После этого Бурёнка спокойно разрешила себя подоить. Девчонка вернулась в дом, присела на лавку рядом с шишиморой.
- Матушка Шурша, что, хватит ниток цветных у нас на вышивку?
- Хватит, дитятко, - прошамкала старушка.
- А холста много осталось?
- Ты ж сама, давеча, скатерки на продажу вышивала. Нии, не осталось у нас холста. Новый ткать надобно, - шишимора потянула Миланку за волосы. – Дай-ка приберу твои лохмы. Кто заглянет в дом – испугается.
Девушка нехотя подчинилась. Шишимора взяла гребень резной и принялась расчесывать тяжелые длинные русые волосы, укладывая их в красивые косы, да приговаривая:
Расти, коса,
До пояса,
Не вырони
Ни волоса.
Расти, коса,
Не путайся,
Меня, дочка, слушайся.
Миланка ойкала, но терпела. Домовой ворчал что-то тихонько за печкой. Видно с мышиным семейством зерна не поделил.
Вскоре Шурша и Миланка уселись рукодельничать. Девчонка слыла знатной в селе мастерицей, даром что слепая. Её рушники, скатерти, рубахи да сарафаны охотно меняли на муку, а то и на заморские каменья. Такие себе тётка миланкина – Верея – выменяла у заезжего купца.
Рукодельницы напевали тихонько песни, чтоб работалось веселей. Миланка вспоминала, как летом собирала травы, дикий мед, да на речку бегала купаться с дружком своим - Свиристелем.
Что его Таислав звать и не помнил никто. Молодой пастух так играл свирели – птицы замолкали, и ветер затихал, слушая нежные мелодии. Вот и прозвали его птичкой-свистелкой – свиристель. Да только Миланка про себя его Лелем называла. Никто не знал, откуда парень родом. Вырастил его старый пастух. Не иначе, богиня Лада матерью Таиславу приходилась.
В ставню громко постучали. Мастерицы дружно вздрогнули. Шурша щелкнула пальцами и исчезла.
- Миланка, - послышались девичьи голоса во дворе. – Пойдем колядовать с нами! А ночью костры жечь будем, да погадаем. Святки же!
- Заходите, сейчас работу закончу, и пойдем, - крикнула в ответ Миланка и заспешила собираться.
В дом ввалилась шумная ватага девчонок. Они помогли подруге собраться, да сами нарядились пострашнее, вымазались сажей, мешки взяли, да пошли по дворам колядовать.
С песнями, шутками дошли девчонки и до дома пастуха Свиристеля. Заводила среди девчонок, Любава, запела песню, а остальные вторили ей:
«Коляда, коляда,
Кто не даст пирога,
Мы корову за рога,
Кто не даст пышки,
Мы тому в лоб шишки,
Кто не даст пятачок,
Тому шею на бочок.»
Высунулась из двери сердитое лицо пастуха на шум.
- Ишь, разгалделись, сороки, - притворно грозно заворчал старик, суя в руки колядовщиков пироги и прочую снедь, - Нате, нате и брысь отседова!
- Дедушка Сивер, отпусти с нами Свиристеля? – стали упрашивать старого пастуха ребята и девчонки.
- Добре, - махнул рукой старик.
Костры разожгли в лесу, на берегу речки Пежмы. Нрав у речки был не буйный, но в этом месте река делала поворот, ударялась о камни и вода кипела круглый год. Зимой берега были покрыты причудливыми ледяными выростами.
Веселая гурьба парней и девушек ела угощение, собранное по домам. То и дело слышали озорные песни или шутки. Затеяли прыжки через костер и игры в снежки. Миланку сбил с ног увесистый ком снега. Девчонка упала, но тут же взлетела вверх, вздернутая чьими-то руками. Под дружный хохот подружек Свиристель покружил ее и закинул в сугроб.
Миланка в долгу не осталась, напихала ему снега за шиворот.
- Пирога хочешь? – отряхиваясь и смеясь, спросил ее Свиристель. – Я принесу. Тут сиди.