Мирель

Мирель

  Не оборачивайся.

  Стояла поздняя осень. Она шагала по размытой тропе вдоль ряда низких заборов с облупившейся краской. Дворы заросли пожухлой травой, из окон лился неровный желтоватый свет, на стенах домов плясали размытые тени. Мирель присела на чужое крыльцо, чтобы перевести дух, поневоле заглянула внутрь избушки: за столом собралась семейная пара в окружении ребятишек. Жена сидела чинно и прямо, высоко задирая подбородок, на лице мужа отразилось усердие: низко склонившись над тарелкой, он вылавливал из супа дохлых мух; трое детей носились вокруг стола, колошматя друг друга ложками. Губы Мирель тронула улыбка, всего на мгновение, а затем в груди шевельнулся забытый страх. Она поняла, что надо торопиться, вскочила на ноги и побежала навстречу ветру, бившему в лицо. Очередной порыв сорвал с ее головы капюшон; Мирель остановилась, натягивая его обратно.

  Ее окликнул знакомый голос, человек приветственно махнул рукой, но Мирель прошествовала мимо, даже не взглянув в его сторону. Не оборачивайся, а то превратишься в соляной столб, как жена Лота, что ослушалась своего мужа.

  - По дороге ни с кем не говори, - напутствовала ее мать.

  - А какой он? – спросила Мирель.

  - Кто? – недобро зыркнула на нее родительница.

  - Ну, - Мирель воздела глаза к потолку, - колдун…

  - Да откуда ж мне знать! – всплеснула руками мать. – Не видела я его. Небось, он мерзкий старый хрыч. Живет там, сколько себя помню, еще матушка моя, земля ей пухом, к нему ходила…

   Пока Мирель добралась до хижины на отшибе, ветер заметно усилился. Она судорожно сжимала в руках края шерстяного плаща, не решаясь взойти по ступенькам. Ведьмин Холм сплошь порос сорняками и колючками, на перила дырявого крыльца свисали ветви плакучей ивы, что еще раз подтверждало слова матери: обитавший здесь человек был слишком стар и немощен, чтобы ухаживать за домом. Или, отметила про себя Мирель, до безобразия ленив.

  Пальцы коченели от холода. Мирель глубоко вздохнула и шагнула вперед. Ступенька угрожающе заскрипела, проломилась под ее весом – нога по лодыжку ушла в образовавшуюся брешь и увязла подошвой в мокрой земле. С уст Мирель сорвалась фраза, предназначавшаяся для самых отчаянных, безнадежных случаев.

  - Дальше ехать некуда, - громко сказала Мирель.

  Слова потонули в свисте ветра и шелесте ветвей. Ива насмехалась над Мирель. Насмехалась и плакала. Дверь хижины с треском распахнулась, заставив Мирель вздрогнуть и отшатнуться – она неистово задергала ногой, но та не желала выбираться из ловушки, словно ей там понравилось: под ступенькой дуло значительно меньше.

  На пороге возник темный силуэт. Мирель широко распахнула глаза, затем опомнившись, разинула рот, но из сдавленного ужасом горла не донеслось ни звука. Когда он заговорил, ветер начал стихать, ива покорно опустила ветви, тянущиеся к Мирель.

  - Что тебе надо? – спросил он и шагнул к девушке.

  Дверь швыряло из стороны в сторону, жалобно повизгивали несмазанные дверные петли. Он стоял в противосвете, черный и страшный. В глубине комнаты, заваленной хламом, горела одинокая свеча. Голос у него холодный, неживой, без тени выражения.

  Мирель пришла сюда по своей воле – но вовсе не из любопытства. Ветер толкал ее в спину, ветер и страх. Она боялась смерти, а он…

  - Ты, говорят, колдун, - сказала Мирель через силу.

  Он не ответил. Мерно колыхались полы плаща.

  - Мне нужна твоя помощь, - добавила она вполголоса. – Очень нужна…

  Колдун молчал. Может, он заснул? – мрачно подумала Мирель. Некоторые умеют спать сидя, а колдуны, вполне возможно, и стоя…

  - Эй, - ее голос дрогнул, - помоги мне…

   Он отозвался чуть погодя.

  - Приходи завтра. Сегодня – не смогу. Нельзя.

  Сердце Мирель перестало биться. Такого ответа она не ожидала. Еще один день. Может, последний, а он – «нельзя»… Колдун юркнул в свою каморку, а Мирель так и осталась стоять у крыльца, цепенея от страха. Он вернулся через десять секунд, протянул ей что-то на раскрытой ладони – сквозь пелену слез, застлавшую глаза, она не сразу разглядела, что именно.

  - Возьми.

  Его ладонь была сухой и холодной. Мирель поспешно взяла золотой колосок и отдернула руку. Вопросительно взглянула на колдуна.

  - Носи с собой. До завтра. Ночью спрячь под подушку.

  - Что это?

  Снова поднялась буря. Вдалеке загремело, осветилось яркой вспышкой небо. Колдун ушел, хлопнув дверью, не дав ей ответа. Страх Мирель сменился раздражением и гневом. Колосок? Девушка до боли сжала в руке соцветие, пытаясь смять, раздавить, но когда она раскрыла ладонь – колосок оказался нетронутым. Мирель сунула его в карман плаща.

  - Эй! Я застряла! – заорала она, пытаясь перекричать ветер. – Застряла в твоем крыльце!

  Мирель обхватила руками колено и начала тянуть, стиснув зубы. Обломки дерева больно впивались в кожу. Мирель чертыхнулась, совсем уж не по-женски, а через мгновение нога легко выскользнула из отверстия, как повешенный из растянувшейся петли.

  С тяжелым сердцем Мирель возвращалась домой. Мать непременно отвесит затрещину и отругает: по ее мнению, Мирель следовало стоять на своем до конца, молотить в дверь кулаком и оглашать всю округу громкими воплями о помощи. Родительница глянула с надеждой, девушка качнула головой, прошептала:

  - Нельзя… Сказал – завтра.

  Глаза матери потухли. Тин, с нетерпением ожидавший возвращения невесты, посапывал на соломенном тюфяке в углу. Мать с чувством хлестнула его ладонью по смазливой мордашке: Тин всполошился, вскочил, затравленно озираясь. Наконец его взгляд сфокусировался на Мирель. Он тряхнул головой, мучительно улыбнулся: