Мирон. Доживем до понедельника...
У всех мужчин рано или поздно наступает в жизни период, когда они эту самую жизнь начинают оценивать ретроспективно, с позиций прожитых лет и накопленного жизненного опыта. И, как ни странно, вопросов к самому себе в это время становится все больше и больше. Почему жизнь сложилась именно так, а не как-то иначе? Был ли вообще какой-то реальный выбор жизненного пути? Если был, то когда именно он состоялся, кто или что на него повлияло?
И раньше, и теперь, разменяв седьмой десяток лет, я все больше и больше убеждаюсь, что в моем личном случае главный, определяющий поворот на важном жизненном перекрестке произошел в школе ровно полвека назад. И благодарить, что все в моей жизни сложилось именно так, а не иначе, я обязан конкретного учителя поселковой восьмилетки.
Я родился в Донбассе, в большом рабочем поселке, раскинувшемся между тремя угольными шахтами. Его территория, хотя и находилась всего в 15 минутах езды от центра крупного промышленного города с полумиллионным населением, представляла собой довольно обособленный во всех отношениях анклав. Его границами в основном были склоны высоких терриконов и многочисленные ветки железнодорожных путей, соединявших шахты между собой, с обогатительной фабрикой и грузовым станционным узлом. Единственным двухэтажным зданием в нем была небольшая восьмилетняя школа довоенной постройки. Все остальные- разнокалиберные частные подворья, от новых кирпичных домов, до старых мазаных и беленых хат.
Население поселка по своему составу, социальному статусу и материальному достатку было еще более пестрым и разнообразным, чем его архитектура. Кроме небольшого ядра коренных жителей старой части под названием Постбудка, основную часть населения новых кварталов с новым названием поселок Осипенко, составляли приезжие из всех регионов необъятной страны. Большинство из них, соблазненные высокими и стабильными заработками, приехали добровольно, какая-то часть была переселена принудительно.
Мои родители принадлежали к первой категории приезжих. Спасаясь от безнадеги прозябания в вымирающей сельской глубинке Горьковской области, молодые супруги переехали в Донбасс за четыре года до моего рождения. Я был вторым ребенком в семье, до и после родились две сестры. Отец, естественно, стал горнорабочим очистного забоя на шахте «Капитальная», мать-разнорабочей на грузовой станции. Работа у обоих-крайне тяжелая, опасная и вредная для здоровья. Тем не менее они не скрывали своей гордости и удовлетворения. При их образовании (пять классов деревенской школы на двоих) и в сравнении с изнурительной работой в колхозе за трудодни, по их меркам, это был безусловный успех и прогресс. Две зарплаты и доход от содержания огорода и домашней скотины позволили в течение нескольких лет построить своими силами новый просторный дом, а старую хату оставить во дворе для проживания бабушки-матери отца.
Детского сада, при том, что большинство семей имели по два-три ребенка, в поселке никогда не было. У многих работающих родителей, даже при наличии бабушек-дедушек, большую часть дня дети были предоставлены самим себе. Вернее, не себе, а улице. На нашей, как впрочем и на всех остальных, по каким-то неведомым законам, сами по себе сложились три возрастные группы- дошкольники, учащиеся начальных классов, и старшеклассники от 6-8 классов, учащиеся ПТУ и техникумов. Последние из перечисленных, большие подростковые группы, складывались по экстерриториальному принципу, включали в себя ребят со всех соседних улиц и проводили время досуга в разных частях поселка и его окрестностей.
Родители наивно полагали, что находясь целыми днями на улице, младшие дети постоянно были под присмотром более старших. В действительности, все в некотором роде было с точностью до наоборот. Это младшие дети постоянно присматривались к старшим и как эстафету перенимали у них самое худшее, что можно было перенять. Когда они вырастали из колготок и штанишек без карманов, им быстро надоедали игры в машинки и мячики, в войнушки и прятки под окнами собственных и соседских домов. Их начинало тянуть на территорию шахт и железнодорожных путей, в ничейные балки, посадки и окрестности дальних ставков. Легкие шалости и безобидное непослушание переходили в показное и бесшабашное игнорирование родительских и учительских запретов, бессмысленный риск и нарушение не только моральных норм и правил, но и уголовных законов.
Времяпровождение и игры подростков становились все более рисковыми, безрассудными и опасными. Несколько километров до ближайших ставков предпочитали преодолевать не пешком или на велосипедах, а на подножках медленно катящихся в попутном направлении грузовых вагонов с углем и крепежным лесом. По ходу дела успевали еще положить на рельсы несколько больших гвоздей и сточенных напильников. Из них, расплющенных многотонным весом вагонов, получались отличные заготовки для ножей и пик.
Тяга к оружию усиливалась пропорционально взрослению. От самодельных и магазинных игрушечных пистолетиков, деревянных и пластмассовых мечей, луков с присосками на стрелах, как-то естественно и незаметно переходили к рогаткам и стрелам с острыми жестяными наконечниками. Вместо бумажных мишеней в обиход входили бутылки, банки, птицы и лягушки. К 10-12 годам каждый «правильный пацан» постоянно носил в кармане раскладной ножичек. К 13-14-и летнему возрасту подходила очередь самопалов и бомбочек. Все необходимое для их изготовления доставали на шахтах. Набеги на них были связаны с опасностью преодоления «чужой» или ничейной территории. У самого подножья терриконов располагались «нахаловки»- небольшие, самовольно возведенные поселения из лачуг, в которых ютились цыгане, бывшие зэки, беспросветные алкаши, бомжи и прочие маргинальные элементы. Местные подростки были намного нахальнее, сплоченнее и криминальнее наших. Именно они всегда выступали инициаторами и зачинщиками регулярных групповых избиений и грабежей посторонних, случайно оказавшихся на их територии . Однажды эти стычки закономерно переросли в настоящую войну между поселками, в которую постепенно втянулись не только все подростки и взрослые, но и местные власти с правоохранителями. Большие группы пьяных парней из упомянутых «нахаловок» стали вечерами осуществлять свои набеги на наш поселок, вселяя неподдельный страх и ужас на его жителей. Во время одного из таких набегов подросток из параллельного класса серьезно ранил в живот из своего самопала криминального цыганского авторитета. В ответ на отказ выдать стрелявшего, «нахаловцы» пытались установить в поселке «комендантский час», добиться выплаты большой разовой денежной компенсации и последующей регулярной «дани» от жителей поселка. Конфликт в итоге был погашен лишь благодаря серьезным усилиям формальных и неформальных лидеров и авторитетов городского и областного уровня.