Мисьон, Пасьон, Гравитасьон

Мисьон, Пасьон, Гравитасьон

Звезда

Звезда, воспламеняющая твердь,
Внезапно, на единое мгновенье,
Звезда летит, в свою не веря смерть,
В свое последнее паденье…

И.А. Бунин

Человеку требовалось девять земных дней для перехода на новый уровень. И даже когда его тело наполнялось формальдегидом, а под веки внедрялись колпачки, его сознание продолжало говорить во Вселенной, мчаться на единой с ней скорости, оперировать единой с ней семантикой, излучать единую с ней гармонику. За полученным в игре опытом, стоял мой выбор, подчиненное мною пространство. Конечная иллюзия вкладывалась ультраволной в мягко освещенное приведение собеседника.

Человек наравне с техникой взаимодействовал с планетарным сознанием. Весь предстоящий путь приходил ему голограммой. Втягиваясь в кругообмен энергий, информации, он всё пристальнее всматривался в икону над своей головой. Инерция людских поступков сползала непрозревшей тенью, исполняя житейские автоматизмы в фокусе раскрученной сцены.

Компиляция Повелительницы звезды была написана брошенным на станции умельцем, коды жаргонного языка описывали насильственные выплески в магнитосфере ее полей, рождая патологическую страсть к разрушению. Над роистым вальсировавшим золото осени валежником поднимался дух ленинградской земли. Сиявшие в облаках кристаллы человеческой памяти отражали плазменные потоки свирепого солнца. Звезды сжигали свои жизненные силы в нейтронной топке и светились за счет своего собственного теплового излучения, превращая просторы своих оболочек в ослепительную Камчатку.

Хостес припарковала свой магнетар на Первом Солнечном Кольце и дестабилизировала орбиты комет, направив их внутрь солнечной системы. Она готовилась вырвать из Земли магнитное сердце и втянуть в себя все то живое, что излучало свет.

Огромный огненный шар опалил небо и скрылся в брюхе ползавшего по земле облака. Где-то на дне атмосферного вихря звучало вибрато с металлическим призвуком. Хостес увидела землянина неземной величины, с узкими глазами, который мчался в небо на ускорявшемся во времени автомобиле и настраивал звездную семью на глубину своего творчества.

Туманность земных оболочек дышала покоем красно-желтых дней, исполненным любви характером действий, сгоревшими ядрами чувств, которыми некогда были наполнены огрубелые листья. Ветер свистел дырками камней, дожидаясь своего шамана.

Оптика алмазного неба прожгла дыру в шорах ночи. Умершие задолго до своего разрушения питерские дворы-колодцы прочищали свои глотки от ледяной астероидной пыли. Их жители не соотносили себя с дурным сном, со сгоревшими машинами во дворе, с замёрзшими узорами на стекле, с размерами квартир, с въевшейся в штукатурку чернотой, с конструкциями разводивших их мостов, с одеждами, определявшими целостность их фигур, с длиной привязавшей их цепи, с очередью на поедание в чьей-то пищевой цепочке.

Они неотрывно смотрели на приплюснутый остов звезды, меняя проекции жизненных плоскостей, выявляя судорожность проделанных движений, искаженность отраженных суждений, постановочность поставленных целей, значимость нулей и минусовых значений. Вытеснившая невежество сна звезда тлела в открытых переходах домов, в просветах балюстрад, в небесных стоках Нивы, вышедших из берегов, чтобы потушить зарево города первым искренним снегом.

Осыпанная кристаллами человеческой памяти проседь шамана вилась над шпилями и башнями города. Вихри его горловой чакры боролись с первопричиной зимы. Хорошо настроенный инструмент сливался с хором голосов вышедших на улицы людей, становясь символом родного дома, лейтмотивом дворовой симфонии.

Бландери ВЦ 3

Близкие вспоминали меня среди кожистых телескопических деревьев фахверкового острова. Дух малой планеты лежал далеко за пределами смертных тел типа Бландери ВЦ 3. Тысячи, таких как я, покидали саркофаг, покоившийся на мыслях малахитового океана. Тройные ножницы гидропривода вошли в кровоточащий виток, снижая механические потери, преодолевая заряженный харизмой деспотичного мира сверхзвуковой ураган, нагоняя волну смерти человечества. Цветовые примеси алюминия создали дымчатый кристалл моей «ракушки», поцелуй, авансированный мне девчонкой с серебряной медалью. Чувства и стихи, учителя и приятели пробивали мою кабину, словно электронные импульсы. Из вращающихся пиллерсов выплывали выпускники, принимая в золотой визор скафандра ширь своей родины. Я приземлился на зеленой ладони дерева, в усах гудел «лампенфибер», завладевшая мной оглушительная страсть цветка. Я распылял сяжками агрегации соцветий радужного диска от сокрушительного синего до созидательного желтого, сползая к горизонту незабудкового поля, щекоча свои нетронутые чувства ядовитым плющом, жгучей крапивой.

Я поцеловал стыдливую мимозу в бархатные уста и забрал её горький дар любви и пламени прежде, чем она захлопнула ловушку. Шевелюры кленов центрального парка были украшены узловатыми мулине, энергия любви вилась в ветвях, отправляя городских ласточек вскрывать наперники туч и хитиновые доспехи, незаметно перенося в мизерных представителей людского роя отчетливо наблюдаемый феномен воплощенного Бога. В каплях рододендрона отразилось ядро млечного пути, пилоты-планеристы с недосягаемых Астр, прибегшие к технической хитрости и механической инерции, чтобы выиграть борьбу окрепших за тысячелетия вирусов и организмов.

Крылатый расселитель раскурил травяную палочку и, наполнив неподвижный воздух ароматами хвоща и шалфея, столкнул меня с тронутого суховеем дуба в свитую из золота паутину. Болтаясь между землей и небом, я ждал, пока накупавшееся в пшеничном поле солнце примет мое искалеченное тело и превратит скопленную во мне кислоту в роднящее меня с маленьким миром чувство. Парасолька понесла меня по волнам неслучайных случайностей, хрустальным подъёмникам многослойных небесных водозаборов, над марсианскими пейзажами Романцевских гор, через затопленные луга Больших Плотов, Кукуя, Узловой и перегоны Рассвета. Укрытую туманом станцию усыплял голос диспетчера. «Попугай» с перегрузом - грузом на гоп – топе – топе! Уснули узлы вагонного устройства, затерялся в стрелочной горловине боковой путь. Ночная радуга прилегла на алмазно-серебристую глазурь составов. «Арктические грезы», «Ледниковый экспресс», «Стрела 001» сделали рабочий парк звездным небом.