Миссия - спасти Василису!

Глава 1. Миссия -- спасти Василису!

Кот Васька сидел на подоконнике, смотрел в открытое окно и страдал. Всё было не так, всё не в лад выходило. С хозяюшкой, Василисушкой, неведомое что-то в последние дни творится. За ушком не чешет, по спинке не гладит, за сметану съеденную не ругается.

Сразу ясно, пришла в дом беда неминучая, да поди разберись, какая напасть сердце девичье сушит.

Грустит, тоскует, по ночам в подушку плачет, в окошке то и дело невесть кого высматривает. Кот тоже туда поглядел, но ничего занимательного в открывавшемся пейзаже не заметил.

Русалка на березовой ветке качается, того и гляди, на землю грохнется; мавка веночек плетет ромашковый. Под одним кустом ракитовым Колобок частушки голосит похабные (ох, чует сердце, допоется скоро), под другим – серый волк Ивана-царевича дожевывает.

Тишь, ляпота и прочие приятности.

Даже доброго молодца не видать, перестал под окошком маячить да в гости захаживать.

Совсем хорошо жить стало, спокойно, нетрепетно.

Доброго молодца Василий терпеть не мог. От всей своей кошачьей души, в существовании которой у него определенные сомнения имелися. Что поделать, был хвостатый вольнодумцем и матерьялистом завзятым. И хоть значение сих мудреных слов не до конца понимал, изрядно своим званием кичился.

Но что себя зазря нахваливать, и так вся округа о достоинствах черного кота наслышана. Не будем мыслью по оструганному древу подоконника растекаться, заметит хозяйка – на непорядок заругается. Лучше к врагу вернемся, к стародавнему.

Добра молодца Васька ненавидел даже больше, чем веник, которым иногда по мохнатой заднице получал. За особо тяжкие деяния и любовь к сметане.

Сильнее, чем летучих мышей, с их непредусмотренными мирозданием крыльями. Попробуй, поймай, заразу такую, если у приличных котов никаких перьев и в помине нет. Не птички, чай, по небесам порхать.

Нет, все эти досадные недоразумения злили кота намного меньше добра молодца. Но тот и впрямь подобное отношение заслуживал. Придет, на любимое Васькино место усядется и давай куриные котлетки жрать. Не по одной, еще и добавки просит!

Нежные, сочные, вкусные… в самый раз любимому котику в миску выложить. А Василисушка только улыбается глупо, да на тарелку проходимцу чужую еду подкладывает.

За что, спрашивается?

Он даже мурлыкать не умеет!

Каждый день приходит, да дурью мается. То дрова рубит, то крышу перестилает, то новое крыльцо ладит. Никакой пользы, окромя курятины съеденной! Продуктов перевод и хозяйству разорение.

Нынче этого проходимца вторую неделю не видать, но всю радость от его пропажи беспокойство за хозяйку подпортило. Третьего дня Васька даже на крайние меры пошел: целую крынку свежих сливок вылакал.

Чуть не лопнул, но долг свой перед Василисушкой выполнил.

Только и это не помогло. Вместо того, чтобы ругань поднять да за любимый веник схватиться, хозяйка только вздохнула горько, пустую посудину в руки взяла, посмотрела на нее да каааак об пол шмякнет!

«На счастье» – говорит. И какое, спрашивается, счастье привалит от черепков глиняных и слез девичьих? Васька еще раз посмотрел в тоскливо-синие глаза, темными ресницами окаймленные, на неприбранное крошево осколков на полу и понял: надо что-то делать!

В женской психологии кот, как и большинство мужчин, разбирался плоховато, но, в отличии от остальных, хотя бы незнание свое признавал. Вот и решил мудрого советчика найти, ума-разума от него поднабраться.

Далеко идти не хотелось – боязно Василисушку одну, без присмотра бдительного оставлять. Да и лень за тридевять земель тащиться. Решил начать с того, кто поближе, под боком обитает.

Сказано – сделано, залез Васька в запечье и постучал лапкой по по круглому пузу, что под бородой курчавой колыхалось.

– Дрыхнешь? – спросил укоризненно, – вместо того, чтоб о хозяйкиной печали позаботиться. Бессердечный ты у нас, бесчувственный. А еще меня вечно от сметаны гоняешь…

Домовой вины не принял, чужой беде себя растолкать не дал:

– Ничаво, само собой пройдет, – проворчал, на другой бок перевернулся и дальше захрапел. Вот ведь нечисть беспробудная!

Следующим кандидатом в советчики был леший. В женской натуре разбирался он слабо: бабы в чащобах редкие гостьи. Зато вежество знает, не захрапит на полуслове.

– Ой мороз, мороз, не морооооозь меня! Не мороооозь меня и моего ты пняяяяя!

Лесной хозяин нашелся легко и издалека – по громкому и немелодичному пению. Опять, алкоголик чащобный, перебродившего мёда нажрался.

Васька вздохнул тяжко и хотел уж назад поворотить, да поздно. Заметил его лешак, обрадовался. Приобнял ласково, чарку хмельную предложил.

Но благоразумный кот от угощения отказался. И сам к тому не склонен, и у других не одобрял. То ли дело сливочки топленые. А тут и вкус негодящий, и башка по утру трещит, и песни глупые завопить тянет. Вон, хоть на этого посмотри, очередной хит орет.

– Жили у бабуси две веселых Люси, белая и черная на любые вкусиии…

Пришлось оборвать песню залихватскую. Так неведомым и осталось, что ж с теми девками приключилося.

Рассказал Васька лесному хозяину о своей беде, да толку то… Вместо дельного совета мёд в его башке очередной кульбит совершил, и настроение на сто восемьдесят градусов переменил.

– Любовь – овца, втюришься и в молодца! – загрустил чащобник.

К чему это он? Не понять…

И не выпытаешь: опять к меду приложился, да очередную песню вспомнил. Ушел Васька подальше, пока новый куплет на уши не свалился. Оставив лесного хозяина наедине с чаркой, тоской и народным творчеством.

Последней надеждой была болотница, ее Василий на закуску оставил. И добираться долго, и по характеру вреднючая, и лапки в трясине мочить неохота. Но куда деваться, она сама баба и в женском характере разбираться должна. Точно дельное посоветует