Мой дом

Мой дом

Мой дом. Мой... Пожалуй, это  громко сказано. 

В селе Красный Камень, который находился на границе Беларуси и Брянщины, на улице Заречье, жили когда-то мои дед и бабуля. 

А "моим" он был, потому что я себе не представляла жизни без него. Без чердака над головой, без старой крыши, на которой в мои лет десять поменяли кровлю из дранки на шифер, без запаха нашей кухни, без теплой русской печи с грубой и лежанкой. В детстве мне всегда казалось, что не будь  в моей жизни этого дома - я бы просто умерла. 

Когда летом меня отправляли на каникулы «к бабушке в деревню», туда часто приезжали мать и отец. В такие дни, с вечера пятницы, я садилась в углу кухни, почти у двери, и ждала их появления. 

То, как бабушка и её подруга баба Таня, говорили на непонятном мне  языке состоящим из белорусских, русских, украинских и польских слов, первое время было для меня странным. Но вскоре и я освоила этот, на мой взгляд, удивительный по красоте и напевности, язык. 

В детском саду меня подготовили к школе. И в первом классе я уже бойко читала «Родное слово», однако по чистописанию получала неизменные тройки из-за ужасного, с кривыми буквами, почерка. К слову сказать, ужасным он так и остался. Зато быстрота, с какой я писала, помогли мне в дальнейшей студенческой жизни. Ведь там была не нужна красота букв, в скорость необходима.  

Когда заканчивалось лето приходилось возвращаться в далёкий  город, в каменный многоэтажный дом, в подъезд, пропахший котами и куревом. На следующий день хотела назад, к бабушке, в наше село,  в наш дом, на нашу улицу. И вот они - первые в жизни горькие слезы. До этого их не было даже при разбитых коленках и ободранных руках, а бились и обдирались они регулярно. Все казалось, что еще немного, и эту чудовищную несправедливость, эту жизнь в городском доме, который мне был отвратителен, исправят, и я уеду обратно, туда - домой. 

Помню первые резкие слова от учительницы, когда у меня порвался пакетик с новогодними подарками. Её тирада: «Все дети, как дети, а  с тобой вечные проблемы». 

Первый раз увидела, как родители бьют детей. 

Я помогала однокласснику искать сменную обувь, он сказал, что если не найдём, дома  его будут бить. Как это – бить? За то, что потерял вещи. Обувь не отыскалась. Мы шли с ним по дороге домой, а навстречу его отец и… удар, рассекший моему однокласснику губу. И угроза: "Только попробуй зареветь, еще получишь". Помню, свою вжатую в плечи, от страха и несправедливости, голову. Все эти неприятности и порой грубые реалии жизни я познавала там, в городе, но их совершенно не было в моём доме. 

Даже сейчас, в трудные моменты жизни, я закрываю глаза и, вижу  его.  

Оцинкованный, блестящий на солнце конёк крыши за деревьями, шуршащие по асфальту шины  велосипеда  на вечерней прогулке, мокрые от дождя стволы любимых вишен и слив во дворе, и бабулю. 

И я жила весь год в ожидании летних каникул. 

В школе нравилось изучать русский и белорусский языки и литературу. За это спасибо моей воспитательнице в детском саду, Светлане Петровне. Не будь ее, я бы никогда не полюбила эти предметы в школе. Летом книги читались запоем из сельской библиотеки. 

В кухне - деревянный шкаф и полка, называемая «палицей», стол, и пышущая жаром, пахнущая вкусностями, печка.  В «зале»  канапе, приобретённый дедом ещё до войны, с потускневшим, от времени, шёлком обивки, на котором я любила сидеть, смотреть телевизор и есть на ужин испечённые, перед полымем, оладушки с тающим маслом и сахаром.

Входная дверь красилась серой краской. К ней вело крыльцо в две ступеньки, которые, опираясь на палочку, перешагивала бабушка. За двойными дверями, закрывающимися ночью на засов и два крючка – наши «сенцы», или по-городскому прихожая, кладовка и лестница на чердак. Чердак большущий, на весь наш дом. Чердачная, обитая железом дверь, закрывалась на  крюк и задвижку. Каждая ступенька лестницы туда запомнилась навсегда. Их было ровно двенадцать, как месяцев в году.  

Посредине чердака балка, на которой  я любила садиться и смотреть в смотровое окно на улицу.  Я могла сидеть часами, наблюдая прохожих, несущиеся куда-то грузовики, заборы соседских домов, бредущее, дважды в день, на пастбище колхозное стадо коров и  ругающихся странными словами, пастухов. Бегать по чердаку мне не разрешали. 

Когда-то на чердак отправили мою  коляску. Глядя на вместимость этой «кареты»  я удивлялась, каким образом могла помещаться в ней? То, что была крошечной при рождении, у меня в уме не укладывалось. А ведь когда-то, из этой колясочки я рассматривала небо и ветки деревьев, и плакала, когда коляска останавливалась. Кроме коляски тут хранился сундук с разными старыми вещами, куда соваться мне, тоже было запрещено. 

На нашем чердаке не пахло пылью, а наоборот, тонким и ароматно-умиротворяющим запахом лугового сена. Ни с чем несравнимый запах. Для меня он одно из напоминаний детства.

В комнате, где я обитала всё лето, стоял книжный шкаф тёмного дерева и моя кровать, с панцирной сеткой, на которой я обожала подпрыгивать, чтобы покататься. Спинки кровати с красиво изогнутыми прутьями и никелированными шишками. Рядом со шкафом, дверь в другую комнату. Дверные ручки бронзовые и всегда начищены до блеска. Это комната бабушки. Её большая кровать под ситцевым пологом и печка с изразцами. В углу – комод и зеркало в раме. На стенах  не картины, а коллекции фотографий под стеклом в рамках. Эти самодельные картины были украшены вышитыми рушниками.  

Окна её комнаты выходили на улицу, а моё  окно  во двор,весь засаженный всевозможными цветами, сиренью, вишнями и сливами. Как они  по очереди цвели весной и летом! Весной, белые и сиреневые облака колыхались над двором, а в этом белом пухе летали и жужжали  пчелы и шмели. Душистые, мокрые от нектара и утренней росы цветы, невозможно забыть. 

В середине июня в село приезжали украинцы и привозили  черешню, вишню и абрикосы. Продавали их вёдрами, а нас, детей, угощали бесплатно.

Немного левее нашей калитки рос тополь. За задними воротами – огород и баня. В огороде росли всякие овощи и моя любимица - фасоль. Бабушка учила меня, десятилетнюю девочку, огородничеству. До сих пор отчётливо помню, как я помогала ей обрывать пустоцвет на кабачках и тыквах и, оставлять завязь - маленькие зелёные шишечки у основания цветка. Бабуля волновалась, что я оборву цветочки на завязи  и сделаю из них своей кукле бальное платье. 

Вдоль узкой дорожки между грядами, цвели фиалки. Весной они сопровождали буйное цветение дивным запахом. Это особенное благоухание по вечерам. Букетики их них всегда стояли на столе в маленькой вазочке. Чуть дальше, любимцы мамы – пионы. Собранные в букет, их лепестки опадали, стукаясь о  поверхность  стола, и лежали, наполняя комнату ароматом и бликами света на тёмной столешнице.
 
Камень...