Мой Париж. Забвение

Пролог

1998 г.

Высокомерный и надменный мужчина сидел за большим письменным столом в комнате четыре на четыре. Он сгорбился над стопкой бумаг, усердно теребя висок левой рукой. Его рот сжался в тугую линию, а глаза то и дело бегали по столу. Ему можно смело дать лет сорок, что было бы кстати, но на самом деле Астору Руссель едва исполнилось двадцать девять. За его плечами была личная фирма, жена и маленький ребенок. Собственное дело, наемные рабочие и прочие мелочи сжирали огромные деньги, которых у Русселя, к счастью, имелось в достатке, но на кону стоял огромный куш. Само собой Астор не мог не воспользоваться тем, что упало к нему, словно с небес, три года назад: прекрасная Виолет. Астор всегда говорил ей, что она — четырехлистный клевер, подаренный ему судьбой. Возможно, он не верил в Бога, но при таком раскладе явно задумывался о его существовании.

Красавица Виолет — молодая и одаренная художница. Ее картины заставляли людей восхищаться жизнью, и все, чего она хотела, — быть счастливой. В моменты написания картин девушка испытывала приливы невероятной легкости и окрыленности. Ей было совсем не в тягость растить ребенка, заниматься любимым делом и… находиться словно в заточении.

Астор любил прекрасную Виолет, но чем больше ее картины приносили денег, тем больше его любовь перерастала в неконтролируемый азарт. При виде нового шедевра глаза мужчины наполнялись блеском, а губы растягивались в широкой и сияющей улыбке, как у сумасшедшего. Со временем Астор уже не мог думать о чем-то, кроме денег. Каждый новый раз он принуждал Виолет рисовать, ему было абсолютно плевать, есть ли у нее желание творить. Мужчина давал ей самые кратчайшие сроки, кричал, когда она не повиновалась, но продолжал любить каким-то странным способом. И уже трудно было назвать их семьей, ведь Астор теперь выступал в роли хозяина, а бедная Виолет стала рабыней.

В один из вечеров девушка решилась поговорить с мужем обо всем, что ей пришлось пережить за три года брака, поделиться истинными чувствами. Несколько дней она пыталась настроиться на разговор, но никак не могла найти в себе сил, пока не случилось нечто неприятное. Пожилая женщина, что работала в их доме служанкой, стала свидетелем перепалки между Астором и незнакомым мужчиной. Она рассказала об этом Виолет. Речь шла о картинах. Мужчина бросал громкие слова, обширно жестикулировал руками и пребывал в крайне скверном настроении. Астор успокаивал его и клялся, что на будущей неделе предоставит его людям четыре новые картины. Когда Виолет узнала об этом, она поняла, что не может так больше жить. Она больше не узнавала в Асторе того мужчину, которого когда-то полюбила.

Сейчас она стояла около дубовой двери кабинета и в нерешительности смотрела в небольшую щель. Сердце гулко стучало в груди, отбивая бешеный ритм, и сильно потели ладони. Ворох мыслей носился в голове, пытаясь выстроится в некую последовательность. Виолет прокручивала мысленный диалог, надеясь, что сможет озвучить все, что запланировала.

— Не бойся, дурочка. — Тихий шепот позади девушки заставил ее отскочить от двери, как ошпаренную. — Тише ты, это всего лишь я.

Виолет облегченно посмотрела на пожилую женщину, грустно улыбаясь.

— Может, не стоит к нему идти? — Вопрос то ли служанке, то ли себе.

— Я не вправе давать тебе такие советы… Что чувствуешь сердцем, то и делай. — Она дотронулась до щеки Виолет, заглянула в глаза, а потом растворилась в темноте коридора со свечой в руках, оставляя за собой запах дегтярного мыла.

Несколько секунд девушка колебалась, но потом все-таки приняла решение и постучала в дверь. Не дожидаясь ответа, она вошла и замерла посередине комнаты. Это место всегда вызывало противоречивые эмоции. Последний год она представляла кабинет устрашающей обителью демона.

Астор поднял голову, впиваясь пронзительным взглядом. Глаза не были добрыми, скорее пустыми, лишенными любых чувств, кроме жестокости. На губах застыл немой вопрос: чего тебе надо? Но отчего-то вслух он не решался его спросить. В голове закрадывались не слишком радостные мысли, и Астор до последнего пытался оттянуть момент.

Виолет тоже смотрела на мужа, пытаясь выдавить из себя нужную фразу, которая намекнет Астору о серьезности ее намерений.

— Я… Мне нужно… — мямлила она, как маленькая нерешительная девочка.

Со стороны Астора послышался шумный вздох, и когда Виолет отвернулась от него, он встал из-за стола и подошел к небольшому столику около окна, где стояли бутылки с выпивкой.

— Милая, что-то случилось? — как бы между делом спросил он, наливая алкоголь в стакан.

Виолет поморщилась от того, как он назвал ее, и сжала кулак до неприятного ощущения в ладони. Она закрыла глаза, сосчитала до десяти, выдохнула и проговорила, вкладывая в голос всю силу, что была:

— Так не может больше продолжаться. Я не твоя игрушка и больше не могу рисовать для твоей компании.

Астор поперхнулся виски и с недоумением посмотрел на жену. В эту же секунду перед его глазами пронеслась картинка с полным крахом. Он сощурился, сжимая висок большим и указательным пальцами правой руки.

— Что ты сказала? — грубо спросил он, спустя долгие пару минут, раздувая ноздри.

Девушка сглотнула, сцепляя руки в крепкий замок и закусывая нижнюю губу.

— Астор, прошу тебя… — прошептала Виолет, но когда муж начал приближаться, выкрикнула: — Не заставляй меня рисовать!