Мой пятый принц

Глава 1

Каждый по-своему представляет Преисподнюю. Конечно, для большинства – это ледяная пустыня, где нет и не может быть ни огонька, ни одного, даже самого тусклого отблеска Изначального Пламени. Но всё-таки вариации существуют, потому что каждый получает только по собственным заслугам. Например, Преисподняя может разразиться и в милой девичьей спальне, размером с иную бальную залу, выдержанную в розовых и золотых тонах, до расписного потолка наполненную светом утреннего, а потому ещё не слишком жаркого солнца.

Оставалось понять, чем Ирвин-то заслужила эдакое оригинальное посмертие. особенно учитывая тот факт, что умереть она пока не успела. Ключевым в данной фразе являлось слово «пока».

– О-о, я погибла! Моя жизнь рухнула! – умирающим лебедем стонала её высочество, так, что было слышно в соседнем особняке, до которого добрых пятнадцать минут пешком и всё через сад.

Девятая принцесса Багряных земель госпожа Лира, страдая, в изнеможении рухнула на кушетку, прикрыла лицо рукой, бессильно свесив другую до полу. Болонка Мими, напуганная переполохом до лужи, а потому предусмотрительно убравшаяся под ту же кушетку, высунула было нос, с нездоровым любопытством принюхиваясь к свесившийся руке, но тут же убралась обратно, потому как принцесса решила поддать и трагизма, и громкости:

– За что Пламя посылает мне такие страдания? За что, я вас спрашиваю?

– А если надеть синее с золотом? – озабоченной квочкой прокудахтала старшая горничная, вываливая на ворох шелков, который и так уже вырос повыше колен, очередную кучку тряпок.

– Нет! – взвизгнула Лира, выглянув из-под руки. – В нём я была на новогоднем балу.

– А красное с вышивкой?

– Оно меня полнит, дура!

– А травянистое?

– Зелёный не вызывает во мне любви, идиотка! Всё, я умираю. О, Пламя, за что мне такие страдания?!

– Ваше пламенное высочество, понюхайте соли, вам сразу станет легче, – подсуетилась новенькая, а потому ещё наивная, служанка.

– Пошла вон, коза! – боевым к’харом[1] взревела нежная принцесса, отбивая заботливую руку.

Хрустальный и довольно тяжёлый пузырёк вывернулся из пальцев участливой девушки, пролетел увесистым снарядом и тюкнул по затылку мальчишку-истопника, разводящего по требованию умирающей госпожи огонь в камине. Паренёк взвыл от неожиданности, потерял равновесие, сунулся лицом в едва затеплившиеся язычки пламени и дрыгнул ногой в разношенном башмаке. Ботинок слетел, ударившись о тонкую и, к сожалению, единственную ножку изящного столика. Столик покачнулся. Кувшин с лимонадом, стоявший на нём, тоже, понятно, пошатнулся, раздумывая, падать ему или нет, и завалился-таки на бок, щедро выплеснув содержимое. Мими, на круп которой шмякнулся толстый ломоть лимона, взвизгнула, немедленно увеличила пролившуюся лужу и тяпнула госпожу за палец. Принцесса взвыла.

– Горничная, гладившая нижние юбки госпожи, прожгла в них дыру, – торжественно, как на параде возвестил невесть откуда взявшийся мажордом.

– Бар-рдак! – подвёл итог большой зелёный попугай, закатил глаза и повернулся ко всем хвостом.

Ирвин, тихонько зарычав сквозь зубы, подобрала юбки и, переступив через груду отвергнутых нарядов, широко прошагала к гардеробной, с силой захлопнула за собой дверь, подперев её спиной, закрыла глаза.

Спору нет, работа личной помощницы, особенно если ты личная помощница девятой принцессы, которой папа Властитель очень и очень благоволит, оплачивается просто замечательно. И, понятное дело, достичь к двадцати трём зимам таких высот, когда начинала в пятнадцать наперсницей старенькой, совсем незнатной и уж точно небогатой госпожи, сможет не всякая, а для чистокровного человека такая карьера и вовсе нечто умопомрачительное. От увесистого счёта в банке, собственного особнячка и новенького экипажа, ясное дело, тоже мало кто откажется. Но…

Но, Ледяная бездна, как же это всё иногда достаёт! Нет, не карьера, особняк и прочие блага, а работодатели! Хочется не помогать, как велит должностная инструкция, а опустить на венценосную голову что-нибудь тяжёлое.

– Милостивое Пламя, дай мне терпения! – пробормотала Ирвин, старательно дыша ровно, через нос. – Или меня её проблемами одари. Подумаешь, сестра на церемонию тоже в голубом решила явиться! Ах, да, на лбу прыщ вскочил. Ладно, ещё возлюбленный письмишко прислал, другая у него, видишь, завелась. И собачка укусила. И горничная юбки прожгла. – Девушка длинно выдохнула, устало растёрла шею. – Но спектакли-то зачем устраивать?! – возмутилась напоследок шёпотом.

– Мистрис Ирвин, – старшая горничная испуганной мышкой поскреблась в дверь, за которой уже, кажется, настоящий ураган бушевал. – Выйдите, пожалуйста. Мы тут совсем… Вы выйдите?

Желание гаркнуть: «Нет!» и заявить о своём немедленном увольнении было таким острым, что в горле стало горячо. Ирвин осторожно, чтобы причёску не попортить, стукнулась затылком о дверь, потом ещё разочек. Встряхнула юбки, расправив заломившуюся складку, провела рукой по волосам, приглаживая выбившуюся прядку, и решительно распахнула дверь.

Мимо просвистела подушка, едва не заехав личной помощнице по уху.

– Ма-алчать! Сми-ир-рна! – гаркнула Ирвин во всё горло.

Этим средством, малоизящным, но весьма эффективным, освоенным в доме вдовы-генеральши, девушка пользовалась редко, зато в жилу. Оно и сейчас помогло: бедлам замер, словно в детской игре «Море волнуется». Даже принцесса села, приоткрыв рот и глядя на помощницу не без интереса.