Мой сводный волк

Мой свобдный волк

— Чистое постельное бельё, сандаловые свечи для спокойного сна и-и-и… твоя любимая лампа-мастер Йода на прежнем месте, — посмеиваясь, махнула рукой в сторону прикроватной тумбы. Подняла взгляд на своего… брата. — С ней мне расстаться было сложнее всего.

Леон хмыкнул, оглядывая свою комнату, а затем приобнял меня за плечи. Он часто меня обнимает, дотрагивается, наверняка даже не подозревая, что в этот момент творится в моей груди.

— Спасибо, солнце, — просиял белозубой улыбкой и, отстранившись, с разбегу запрыгнул на кровать, отчего та жалобно скрипнула, а лампа опасно подпрыгнула к краю тумбы. Леон громко рассмеялся, глядя на моё испуганное лицо, и «успокоил»: — Я люблю её уже не так сильно, не переживай!

— Ну… — опустила я взгляд, сделав шаг к двери. — Отдыхай, ты очень устал, а я… пойду…

Сбежала. Снова сбежала, быстро закрыв дверь с другой стороны. А может, я ошибаюсь, и он уже давно в курсе моих чувств к нему? Ведь заметить их просто невозможно. Даже Селена, новая укушенная в нашей стае и с недавнего времени моя подруга сразу поняла, что к чему. И дала совет вчера на вечеринке. О котором думать я до жути боялась.

Кажется, что мир оборотней на грани переворота. Как, возможно, и людской. Эта вечеринка, жуткие зомби-волки и зомби-люди, пропажа оборотней по всей планете…

Ночью во время вечеринки на нас напали непонятные существа, мутировавшие люди и оборотни. Есть предположение, что виновниками всех бед являются клан Белых, которые всегда страдали манией величия.

Леон появился в доме только час назад. Весь в чужой крови и уже заживающих ранах после той жестокой бойни. Принял душ и пока расположился в своей комнате. Через полчаса ужин.

Родители ещё днём сообщили, что мой сводный брат во время этой неразберихи будет жить в нашем доме. Снова за стенкой от меня…

Мои родители усыновили Леона, когда тому было восемь, а мне семь. Но я знала его почти с рождения, ведь наши семьи близко дружили. Его родителей убили охотники…

С тех пор он жил с нами, но полгода назад ему исполнилось восемнадцать, и он съехал на съёмную квартиру в городе. Сказал, что больше не хочет сидеть на нашей шее. Подрабатывает в одном баре после школы, и всё у него хорошо. Только мне все эти полгода ещё невыносимей, чем было, когда мы жили под одной крышей.

Не помню, когда это началось. Я влюблена в Леона так бесконечно долго, что срослась с этими чувствами, научилась уживаться и почти не обращать внимание на эти реакции своего организма. Ведь иначе могла бы просто свихнуться от лицезрения его бурной личной жизни. И кто-то бы мог вынести вердикт: «Это далеко не любовь. Это болезнь. Это одержимость…». Но эта любовь стала частью моих человеческой и волчьей ипостасей, что, скорее, «не любить его» – в моём случае означало бы дефектность, ненормальность.

Мне почти восемнадцать, и в этом возрасте оборотни уже живут полноценной половой жизнью, от отсутствия которой может страдать наша звериная сущность. Я же всё еще невинна, потому что никого к себе не подпускаю. Пыталась, но не могу дать даже прикоснуться к себе. Поэтому моя волчица слабая для своего возраста.

«Этих самцов иногда не дождёшься, поэтому схвати его и засунь язык ему по самые гланды…» — звучал в голове голос подруги.

Даже от одной мысли об этом меня кидало в жар, уши горели и… выделялась слюна. Ночью что-то произошло. Я так испугалась за Леона, что в голове замкнуло. До вечеринки у меня получалось абстрагироваться. Но теперь чувства стали ощущаться ещё мощнее. У меня уже бывали периоды обострения, но чтобы так… никогда.

Сделав несколько глубоких вдохов, я спустилась вниз.

***

Ужин прошёл гладко. Родители не позволяли нам за столом говорить о произошедшем ночью. Мы обсуждали экзамены и предстоящие выходные из-за Дня благодарения. Миссис Рид, жена нашего альфы созвала близких на праздничный обед в их доме завтра. Потому что несмотря на ужасы, мы не можем наводить панику среди других волков и должны продолжать жить.

— Саша, дорогая, помоги мне с посудой, — улыбнулась мне мама после ужина.

Кивнув, я стала собирать грязную посуду со стола, но, когда очередь дошла до тарелки Леона, он внезапно схватил мою руку и поднял на меня лукавый взгляд.

— Через полчаса на крыше, есть разговор, — прошептал он заговорщически и отпустил меня.

Только уйти я смогла не сразу, тело онемело на несколько секунд. На крыше вместе мы не сидели с детства. Теперь, обычно, я сижу там одна. Смотрю на звёзды и размышляю. Это место стало особенным для меня когда-то, и именно из-за Леона.

Тряхнула головой и тоже выдавила улыбку.

— Я приду…

По итогу наверху я оказалась через пятьдесят три минуты из-за новых поручений мамы, запыхавшаяся и раскрасневшаяся. Леон уже ждал, сидя на некрутом склоне черепичной крыши под звёздным небом в отдалении от городских огней Батон-Руж.

— Я уж думал, ты не придёшь, — тихо выдохнул он, улыбнувшись.

Сев с ним рядом и подтянув колени к груди, я повернула к нему голову.

— Ты же знаешь, посиделки на крыше я бы никогда не смогла пропустить, — сглотнула, разглядывая его профиль. — Так что за разговор?

— Вот так сразу? — обернулся ко мне с хитрой улыбкой. — Последний раз я был здесь пять лет назад…

— Пять лет и десять месяцев, — тут же поправила я, но быстро стушевалась от его удивлённого взгляда и отвернулась, прикусив язык.

— Пять и десять месяцев, — продолжил он серьёзным тоном. — поэтому давай просто посидим как раньше? Я соскучился…

Сердце оглушительно застучало в ушах. Это не привычный мне Леон. Привычный Леон всегда всё серьёзное переводит в шутку, не любит говорить о чувствах, много смеётся и освещает всё вокруг себя лучезарной улыбкой. Я знаю, что не всегда это настоящее. Что внутри него сидит боль от потери родителей, которую он всегда пытается глушить. И всё же от откровенности и серьёзности его тона я растерялась.

— Я… тоже, — выдавила из себя, не оборачиваясь, и меня вдруг резко притянули к теплому боку. Леон меня прижал к себе за плечи, а затем поцеловал в макушку.