Мой тайный друг

Глава 1. Не шекспировская пьеса

ДИМА

Это могло бы быть в шекспировском стиле: под покровом ночи юноша продирается через колючий кустарник, царапая руки и голые коленки, в одной домашней футболке и застиранных шортах, чтобы найти лазейку в заборе и оказаться на территории большого старинного белокаменного поместья. Он пролезает бочком через дыру, отряхивается, смахивая с красной кепки веточки, а затем, бодрым шагом пересекает пыльными кедами подстриженный зеленый газон, игнорируя дорожки. Проходит светящийся лазурным бассейн со сложенными зонтиками и убранными в угол лежаками. Отдает местной овчарки кусочек сала, ласково почесывая «стража» за ушком. Поднимает голову и смотрит на темень в одном из окон мечтательным, затуманенным взглядом, даже дыхание на мгновение перехватывает.

В ночь просачиваются первые краски подступающего сентября — мурашками по загорелой коже, холодком остужая разгоряченное тело под растянутой футболкой. Дима дышит этим призрачным сентябрем тоже, наполняет легкие бархатной прохладой с примесью соли и полевых трав. Море давлеет, его запах просачивается в каждый закуток их городишка. Но, кажется, что в доме Волгиных — популярной гостиницы, носящей нетривиальное название «Белый лотос» — морем пронизан каждый миллиметр. Соль, водоросли и какая-то губительная тоска.

По желанию окунутся в морскую негу, в ее беспощадную глубину.

Все, в общем-то совпадает для пьесы: тайное проникновение есть, юноша тоже в наличии, но вот с дамой сердца все куда сложнее. Хотя бы потому, что «дама» не совсем обыкновенная. А еще немножко неживая.

Дима забирается в открытое окно привычным маршрутом по выступающим белым камням и винограднику, подтягивается на руках, едва не ныряя в кувырке в душную темень, пронизанную запахами жареного масла, специями и сдобой. Запахи затапливают помещение волнующими ароматами, на которые желудок привычно откликается почти вечно голодным урчанием. И Дима молит его замолчать и не привлекать к ним обоим лишнее внимание. Он тут вообще-то на тайной миссии.

— Моя малышка, ты скучала, да?

Его голос во тьме срывается на совершенно нежный, глухой шепот. Он, как истинный джентльмен, галантно снимает свою кепочку перед «дамой сердца», приглаживая непослушно топорщиеся волосы и вьющуюся от морской влажности челку. А затем, поздоровавшись, надевает обратно козырьком назад, снова приводя волосы в полнейший беспорядок. Сдувает пылинки с футболки и, как ему кажется, получив молчаливое дозволение от «малышки», с рваным выдохом припадает к ней разгоряченной щекой, опускаясь на колени, принимаясь осторожно трогать пальцами сенсорную панель и черные колесики.

Совершенство. Черт возьми, она так прекрасна, что сердце в ребрах сладостно замирает. Эти плавные линии, подсветка, элегентность в дизайне. Дима не эстет, но тут даже его пробирает до костей, мозг отключается и остается только смотреть и смотреть, не в силах поверить, что она настоящая.

— О боже, Котов. — сначала через ватный шум колотящегося в груди сердца прорывается тихий, сдавленный удивленный голос, а затем по его лицу мажут белым светом, разбивая все его надежды остаться незамеченным. — Может, вас уже поженить? Отправитесь в медовый месяц, где ты законно сможешь лапать свою «малышку».

— Вообще-то, «Котова» тут нет, — Дима качает головой, едва сдерживая мучительный вздох сожаления, смешанный с легкой неловкостью, нахлобучивая обратно на голову кепочку, пытаясь выглядеть как можно невозмутимее — насколько это вообще возможно, когда ты проник в чужой дом, чтобы устроить теплые обнимашки с чужим духовым шкафом — даже улыбочку давит почти обворожительную, — есть только приведение.

— С моторчиком?

— Не, — Дима отмахивается, сползает на холодную плитку и глядит с легкой насмешкой на одну из хозяек дома, в который он так неудачно забрался в три часа ночи, лелея надежду, что никто его с новеньким духовым шкафом не потревожит и что все давно спят, — на реактивных батарейках.

— Заметно, что на «реактивных».

Ася — его лучшая подруга с детства и по совместительству дочка его начальницы — сверлит его недовольно темным взглядом, отложив телефон с фонариком на один из рабочих металлических кухонных столов. Свет слабо освещает ее тоненький силуэт в коротких пижамных шортиках и маечке с нарисованными желтыми звездочками. Те парят в совершенной эйфории, выпучив огромные глазища и улыбаются. И где только такую взяла? В детском отделе? Размерчик-то явно мал…Или так, черт возьми, задумано?

Дима невольно застревает взглядом на оголенных ножках, проходит от щиколоток до подтянутых бедер и едва не стопорится выше — и кто придумал эти дурацкие шортики, сущая пытка для мужской фантазии — чувствуя, как волоски на его руках электризуются, а в горле становится внезапно горячо и сухо.

— Тогда скажи, как тебя отключить, пока ты своими извращенными вздохами по электротехнике не перебудил нам всех постояльцев.

Святые печеньки, он что…вздохнул? Вообще-то с техникой Дима очень даже тихий, осторожный, бережный. Но никто никогда не будет готов встретить столь жестокий удар, как красивые женские ножки, подсвеченные фонариком, в совершенно издевательски оголенном виде. Он же, блин, не железный.

Пощади, Ась.

И спасибо дорогой духовой шкаф, Дима век теперь не забудет, какую жертву ты принес. Пусть Ася думает, что он сохнет по нему, чем по…ней. Ну, в теории. Иногда. Когда сердце начинает глючить от недосыпа и недостатка кофеина в крови.