Молись, милая моя

Молись, милая моя

Патриссия сложила руки в молящем жесте перед статуей Девы Марии, что, опустив голову, взирала на юницу, которая была воплощением красоты и изящества. В окрестных поместьях не было девушки, краше неё, не было невесты желаннее — большое состояние перейдёт её мужу, а значит, бедствовать они не будут. Патриссия понимала, если не помолится за сегодняшний день, он пройдёт худо, не так, как хотелось. Это ежедневный обряд, и сейчас, приговаривая слова молитвы, девушка выдыхала.

— Патриссия, друг мой, вы здесь!

Девушка с достоинством, присущим юной мадемуазель, поднялась с колен и отряхнула длинное неудобное платье, которое отец привёз ей из столицы, из далёкого Парижа, в который давно собирался свозить дочурку. Даже первый её бал прошёл здесь, в богом забытом местечке Прованса, вдалеке от шума большого города и в окружении лавандовых полей, пленяющих своим ароматом и особым ветром, звучащим, как музыка. Обернувшись, Патриссия заметила своего жениха — виконта Жан-Клода де Харлоу, который уверенной походкой военного с соответствующей выдержкой направлялся к невесте, что, расправив плечи, но внутри тая собственные чувства, направилась навстречу любимому человеку. Баронесса сбежала бы, будь её воля, через один из входов, потому что сердце стучало при виде наследника семьи де Харлоу слишком сильно, а она не была готова к столь пылким и внезапно возникшим чувствам.

— Дорогой виконт, добрый вечер, — она сделала реверанс, чуть поправляя платок, что покрывал её волосы цвета червонного золота. Они переливались в свете солнца, играли с женихом, а потом струились по спине вниз, до самого пояса.

— Баронесса Патриссия, — де Харлоу поклонился.

Она не знала, что делать, и слегка смущённо спрятала руки за спину. Виконт не понимал, почему баронесса его избегала, особенно в последнее время, когда приготовления к свадьбе почти завершились. Его «Патти», как юницу называли домашние, с пылкостью, присущей молодым девушкам, согласилась стать его женой, родители поддержали решение дочери и разрешили ей, как младшей, выйти замуж. Две её старшие сестры готовились тоже к свадьбам, и всё взрослое поколение шутило, что девушки семьи де Голон выйдут замуж в один и тот же день, только за разных мужчин. Виконт, жених младшей, был и красив, и богат, и молод, но баронесса отворачивалась от богатства и красоты его молодости, смущалась, когда он целовал её пальцы, и пыталась отгородиться от него вышивкой, на которой были изображены розовощёкие херувимы. К тому же ему всего двадцать пять. Баронессе же, его прекрасному цветку, который он так нежно любил, было шестнадцать.

— Дорогая моя… — он протянул руку, желая коснуться девушки, что упархивала от него раз за разом, точно бабочка.

Патриссия закачала головой и отступила к статуе Девы Марии. Вмиг лицу стало жарко, а в груди нестерпимо тесно — хотелось избавить себя от корсета и вдохнуть полной грудью, хоть и понимала, что богохульствовать в церкви нельзя.

— Баронесса, — виконт де Харлоу снова сделал попытку приблизиться к возлюбленной и на этот раз она, дикий котёнок, позволила подойти к себе ближе, — прошу вас, завтра наша свадьба…

И тут он увидел, что девушка плачет, роняя прекрасные слёзы из изумрудных глаз. Патриссия повернулась к Деве Марии, чтобы снова упасть на колени и помолиться, но на этот раз для того, чтобы сердце перестало быть скованным и так стучать, будто хочет оказаться вне тела. Виконт молчал, пока его невеста тихо повторяла молитву, такую знакомую с детства и такую успокаивающую.

— Баронесса, — его взгляд переместился на волосы Патриссии, к которым так хотелось прикоснуться, поцеловать, — ответьте же мне…

Девушка встала с колен спустя время и посмотрела в лицо виконта, не стыдясь своих слёз. Он должен видеть их, должен знать, что этими слезами она отпускает былую жизнь и даёт надежду на новую — с будущим мужем, что счастлив так же, но глубоко внутри, как и она. Жених спокойно вынес взгляд невесты и даже улыбнулся, наконец-то получая её руки в свои.

— Я молюсь о нас, — прошептала девушка. Румянец на её щеках всё не сходил, а сердце продолжало стучать быстро, как набат. — Вы можете не рассказывать моему отцу то, что произошло здесь?

Последние слова были произнесены с испугом — юница боялась своего отца, барона Себастиано де Голон. Виконт добро улыбнулся, понимая её страхи и надеясь, что они забудутся, как только завтра взойдёт солнце. Девушка немножко стыдливо улыбнулась ему в ответ, тотчас же скрывая улыбку и отводя взор. Он не расскажет её отцу ничего: ни о слезах, что принято скрывать, ни о вчерашних думах о покойной матери, траур по которой отец нёс уже пятнадцатый год и всё никак не мог смириться с её потерей.

— Пойдёмте, баронесса? — виконт подал локоть Патриссии, чтобы она на него упёрлась.

Девушка поклонилась, приняв помощь, и они вышли из полутьмы церкви в солнечный летний день. Впереди разворачивалась дорога, но они прошли её быстро. Когда молодые люди вошли в сад поместья семьи де Голон, Жан-Клод обратил внимание на ярко-красные розы, которые так любила Патриссия. Она за ними не ухаживала — нет, ни в коем случае, но наказала садовнику следить за розарием, когда она покинет отчий дом.

— Не кажется ли вам, мой дорогой, что такие розы не сыщешь во всём Провансе? — задала вопрос девушка.

Виконт согласился, внимая каждому слову и аромату цветов, но больше ничего не сказал. Патриссия потянула жениха в поместье.

Когда они вошли в холл, девушка оглядела Жан-Клода. Лихо завитые кудри золотых волос, прозрачные, словно вода, глаза. Она давно знала, ещё с момента десятилетия, что виконт Жан-Клод де Харлоу сказочно красив и богат. Конечно же, ведь он — первый сын графа де Харлоу, который в молодости славился тем, что крал женские сердца. Похоже, его сын перенял от него эту черту — все дамы, которые были в одной с ним комнате, влюблялись в него и падали в обморок от одной мысли, что он, виконт Жан-Клод, поведёт их под венец. Но он ждал только её. Сама Патриссия знала, что две соседские девушки всегда следили за её женихом и его передвижениями, ведь они как-то были на приёме его отца и тоже, как и другие дамы, упали в обморок от его чар.