— Милый, почему ты грустишь?
Он ничего не ответил. Подошёл к окну, закурил.
— Может, я виновата?
На улице стоял густой туман. Он укрывал все сомнительные детали, оставляя видимым лишь клочок земли перед домом, с одиноко и нелепо торчащим фонарным столбом.
— Да, я согласна. У меня чересчур много работы. Я слишком редко бываю дома. Но ты ведь не был против, когда мне предложили это место. Ты ещё говорил тогда о необходимости самовыражения.
Едкий дым наполнял комнату. Сизые кольца сгущались, подражая туману за окном.
— Ты молчишь. Думаешь, я развлекаюсь в своё удовольствие? Ошибаешься. Спрашиваешь, зачем тогда я всё ещё хожу туда? Не знаешь? А потому, что мне осточертел этот дом! Осточертела мебель! Кухня! Эти коврики идиотские! И вообще!..
Он открыл форточку, выбросил окурок. Придвинул кресло, сел к ней спиной.
— Ты! Такой напыщенный! Такой важный! Авторитет! Все твои проекты – дерьмо! И ты сам это знаешь! Лжец! Всю жизнь! Мало того, что ты вводишь в заблуждение окружающих, меня в том числе, — ты лжёшь самому себе!!
Он взял пульт, включил телевизор. На экране немой диктор читал сводку новостей.
— Ты во всём обвиняешь меня. А сам? Чего добился? О, твои планы были грандиозны! Театр, книги, дача в Альпах! Ты был ослепителен! А я, дура, верила! Во всю эту чушь!
Она заплакала. Приблизилась к нему. Обвила руками шею. Сказала на ухо тихо, всхлипывая:
— И сейчас верю… Милый, славный, родной мой…
Он встал и молча обнял её. Она уткнулась носом ему в плечо. Шептала уже неразборчиво…
10 / 5 / 1998 г.