Морг - это судьба!

Морг - это судьба!

Длинный коридор.

Он словно вел в никуда. В один конец. Идешь и не видишь, что там впереди, темнота ли, бездонная пропасть ли, а может, и вовсе двери в Ад. Возможно, дорога к перерождению. Но кто в него верит, в этот второй шанс? Мало кто. Как и в преисподнюю, с котлами и раскаленным сковородами.

Холодно.

Каждый выдох — облачко пара. Как в дождливый ноябрьский день. Лишь нет ветра, завывающего волком, так и норовящего забраться под одежду и хлюпающих под ногами луж вперемешку с грязью. Только замогильная тишина, как на кладбище, мрачная полутьма, отсветы от едва горящих ламп и оглушающее эхо, отражающееся от стен каждым последующим шагом.

— Зачем я вообще поперся с тобой? — спрашивает один напарник другого, более опытного и старшего, — потом бы отчет почитал! — все причитал младший, ежась и кутаясь в длинное пальто, пряча руки в карманы. Старший же, уже бывавший в морге ни раз, посмотрел на него с усмешкой, думая, но не говоря вслух:

— То ли еще будет…

Младший, не видя многообещающего взгляда старшего, знающего, что их ждет в морге, продолжал идти вперед, во тьму длинного коридора. Ссутулившись, спрятавшись за воротом пальто, бубнил что-то не членораздельное себе под нос. Холод морозильных камер, с каждым шагом, становился все ощутимее, дрожь уже не просто намекала на свое присутствие, а заставляла зубы стучать чечетку под определенный ритм.

— За-за-зараза! — полушепотом, полушипением, заикаясь, сказал младший старшему, когда они таки дошли до нужной комнаты. На ногах от представшего облика патолога он едва устоял на ногах. И ясно многим впечатлительным почему.

Местный патолог, заслуженный в прошлом врач-хирург, облаченный в защитный комбинезон черного цвета, с резиновыми перчатками до локтей, в черной маске, закрывающей пол лица, и в шапочке в сеточку, похожую на поварскую, изучал внутренности жертвы, на остатки еды, волокон, частиц, препаратов и всего того, что поможет следствию раскрыть убийство.

Казалось бы, что такого? Ну, да. Мрачновато. Жутковато. Патолог весь в черном, с кровавыми разводами на резиновой поверхности перчаток, увлечен рассматриванием кишок, печени и других не поврежденных органов. Да. Ничего такого, если бы не одно «но»!

— Буэ! — вырвалось из недр организма младшего копа, увидевшего, что патолог делает в параллель изучению тела. — Буэ! — еще раз выплеснулось содержимое желудка парня, когда тот поднял глаза и вновь увидел:

— Прекращай есть над трупом! — возмутился старший коп поведением патолога, совмещающего работу и ужин. Тот, как нив чем не бывало, продолжал держать в одной руке скальпель, выписывая вензеля над очередным извлеченным органом, во второй бутерброд с сыром и ветчиной, периодически от него откусывая.

— А что такого? — задался вопросом патолог, смотря на копов, — с вами поделиться? — поинтересовался, предлагая свой ужин пришедшим. Те отказались. Старший тактично, а младший с очередным извержением желудочных недр. А что касается «клиента», то: — он не против, — показал на покойника, и словно в подтверждении слов, спросил: — так ведь, мистер? — в ответ ему, естественно, никто не ответил. Поэтому: — вот, молчание — знак согласия!

Подвел черту патолог, продолжая свою работу заедать поздним ужином. Лицо младшего полицейского стало не просто мертвенно-бледным, а зеленовато-серым, как у свежо-поднятых зомби в какой-нибудь страшилке. Он раз от раза старался дышать реже, не смотреть на хозяина морга и не обращать внимания на еду и чашку в его руках. Но все равно, нет-нет, да рвотный комок подступит к глотке. В особенности после очередной демонстрации исследованных внутренностей.

— Гадство! — взвыл младший, когда патолог потянулся за пилой для трепанации, чтобы, как сказал хирург, широко улыбаясь и сверкая провалами черных глаз, тянувших, как казалось младшему копу в бездну:

— Пораскинем мозгом над ситуацией! — а дальше картинка перед глазами стала расплываться, очертания напарника все меньше распознавались, и темнота. Только где-то, на задворках сознания, он слышал скрежет металла по кости черепа. Казалось, он ощущал запах жженой крови, паленой кости и мог поклясться, что слышал глубокий, низкий протяжный хохот патолога, приговаривающего: — раскрой свой разум! Отвори двери в сознание!

…

Сколько прошло времени с того момента, как он потерял сознание, полицейский не понял. Лишь ощутил запах нашатырного спирта около носа, настаивающего на пробуждении. С неохотой, и вероятностью вновь увидеть кошмарного доктора-смерть, младший напарник приоткрыл сначала один глаз, потом второй. Слыша разговор патолога и напарника, обсуждающих дело и вероятные причины смерти, медленно поднимался с кушетки, на которую его уложили. Осмотревшись по сторонам, парень выдохнул было с облегчением, увидев напарника, как тут же шарахнулся в сторону и рухнул на холодный, покрытой плиткой пол, с криками:

— Мама!

Соседство оказалось не из приятных. На стоящей рядом кушетке, уже в раскрытом состоянии, без серого вещества в извилинах, с «душой» нараспашку, готовый отдать сердце, лежал тот самый покойник, почтивший вниманием сие место и хозяина скромных пенат.

— Полно вам, любезный! — улыбался во все белоснежные зубы патолог, смотря все таким же взглядом, затягивающим в преисподнюю. Черные круги под глазами — врата в ад, голос — приговор, не подлежащий обжалованию. — Мой гость никакого вреда не причинит, — тихим, едва слышным голосом, с почти неуловимыми стальными нотками сказал патолог, — лучше возьмите! — и протягивая обычно прозрачный пакетик, добавляет: — Это ваше!

— М-м-мое? — заикаясь, уточнил коп, а патолог ответил:

— Ваше-ваше! — все с такой же широкой, почти от уха до уха улыбкой, как у Безумного Шляпника, только без характерного костюма. Хирургу осталось только голову набок склонить и открыть окна души в непроглядную тьму, царившую в разуме этого пугающего до дрожи мужчины.