Мотылёк

Мотылёк

Полная луна ярким светом осветила лесную поляну, лишь на мгновение выглянув из-под мрачных свинцовых туч, готовых прорваться на землю миллиардами тонн воды. Холодный пронизывающий ветер играл кронами деревьев, заставляя поёжиться и поплотнее закутаться в одежду. Старик поднял воротник грязной старой и уже не раз латанной куртки. В его глазах отражался мрачный лес, кажущийся в наступившей темноте беспросветной стеной, сотканной из плотной тьмы, перемешанной с листвой деревьев и кустарников, вьющихся и путающихся в ногах сухих трав.

Под ногами захрустела опавшая листва и затрещали полусгнившие сучья, когда он тяжело переваливаясь, спустился по склону под мрачную сень деревьев.

Старик упрямо шёл вперёд, опираясь на длинную палку всем своим грузным телом. С огромным трудом преодолев небольшой ручеёк, журчащий среди камней, он тяжело вздохнул и провёл рукой по лицу, смахивая холодный пот.

Луна зашла за тучи и весь лес погрузился в непроглядный мрак, позволяя различать только ближайшие силуэты деревьев. Он не хотел останавливаться, и собирался как можно быстрее добраться до деревни, но заплутал в незнакомом лесу, и теперь судорожно пытался определить правильное направление. Однако сделать это оказалось очень сложно.

Покряхтел, посильнее сжал морщинистой рукой палку и продолжил продираться сквозь густой кустарник. Он помнил, что лес простирается с запада на восток, огромным зелёным массивом, и, если отклониться к северу, то можно выйти к старому кладбищу, расположенному прямо на опушке леса. С юга проходила целая череда холмов и курганов, и потому, если он ещё не увидел края лесного массива, то это означало только то, что он движется в правильном направлении.

Он бы сейчас много чего отдал за возможность погреться возле костра, за миску вкусной похлёбки, сваренной в котелке прямо там же, на месте, а потом, завернувшись в старый плащ, под монотонные разговоры путников или заунывное пение, задремал бы до самого рассвета.

Лес и не думал заканчиваться, из тьмы выступали всё новые и новые деревья, обступая его со всех сторон, словно великаны, стерегущие нечто неведомое, таинственное, недоступное человеческому пониманию. Тьма, которая обступила его, гнездилась в лесной глуши, под плотной сенью деревьев, как будто питалась его страхом, его разочарованием, его болью, даруя ему только бесконечную усталость. Она словно вглядывалась в него, пытаясь найти в глубине его души нечто, ведомое только ей. Тьмы была живой, окутавшая его подобно затхлому савану, который пах прелой листвой и полусгнившей травой. Она вглядывалась в него, пытаясь найти свои ответы, ожидая, что он будет вглядываться в неё, оторопело переводя взгляд из стороны в сторону, едва встретившись этим самым взглядом с её обитателями, тем самым делая её сильнее и даруя ей власть над ним.

Выйдя на очередную полянку, старик струсил одежду, стряхнув с себя листву и маленькие кусочки коры. Старому бродяге было не привыкать путешествовать. Больше всего он привык пользоваться своими двумя ногами, но с каждым днём он чувствовал, что постепенно слабеет, и это ему очень не нравилось. Хотя, кому это может нравится? За свою бродяжническую жизнь, он обошёл родную страну вдоль и поперёк, окунал ноги в южных морях, рыбачил на северных широтах, валил лес на восточных рубежах и наслаждался комфортом на западных, путешествуя автостопом. Он видел обширные казахские равнины и бесконечные табуны лошадей Киргизии, перебирался через широкие расщелины и покорял высокие горы Кавказа и Урала, боролся со снегом и стужей в Сибири и на Камчатке. Но сейчас, он неожиданно понял, что просто устал. Так просто и незатейливо ему захотелось обычного тепла домашнего очага, захотелось оказаться на старости лет не в тёмном лесу, а под крышей дома, сидя на завалинке, наслаждаться покоем и весёлыми криками детворы. Однако время безжалостно и неумолимо, оно никогда и никому не даёт второго шанса.

Раньше он часто думал, что всегда сможет остановится, что всегда будет время, что он ещё успеет, но вот теперь песок в часах его жизни неумолимо пересыпался из ставшей почти пустой верхней колбы, в нижнюю, уже почти заполнившуюся. Его никто больше не ждёт, его дом стоит пустой, а старый сад весь зарос сорняками. Кто теперь вспомнит о нём? Разве что соседи? Друзья, одноклассники? Всех раскидало по некогда великой стране, разделившейся в мгновение ока на маленькие коммунальные квартирки, они уже давно забыли о нём, разве что иногда кто-то достанет пыльный альбом со старыми чёрно-белыми фотографиями и пробежится беглым взглядом по улыбающимся лицам. Ради чего он жил? Что останется после него, когда он навсегда закроет глаза? Разве что только надпись на надгробной плите, да и то, если такая будет. От таких грустных мыслей у старика защемило сердце. Сначала была армия, потом была интересная работа геологом, а потом не стало страны вместе с работой. Чтобы выжить он торговал на рынке джинсами, денег хватало только на хлеб и воду. Потом плюнул и, решив, что волка ноги кормят, отправился путешествовать по местам, где так и не побывал за годы службы и работы, да только и у волка обычно есть волчата.

На лицо упала первая капля приближающегося дождя, и в воздухе сильно запахло озоном. Стало сыро и неуютно. Заныли старые кости.

Он было дёрнулся вперёд, но потом передумал, ведь смысла спешить особо не было. Всё также неспешно он побрёл дальше своей дорогой. А между тем дождь забарабанил по листве, сначала неловко, словно стесняясь, а затем всё настойчивее и настойчивее. Старик спрятался под раскидистой сосной, под ветви которой дождь проникал не настолько сильно, и лишь временами неприятно капал на лицо и за шиворот. Сколько их было на его памяти, авось не последний, думал он. Когда дождь наконец умерил свой пыл, старик вытянул морщинистую руку из-под ветвей дерева и, словив только несколько капель, двинулся вперёд по мокрой траве. Нужно было идти, ночевать в осеннем лесу после прошедшего дождя вредно для его здоровья.