Моя история

Моя история

Сейчас есть лишь одна вещь, которой я боюсь. Но в детстве было совсем иначе. Монстры под кроватью, тьма в углах ночью, жуткие глазищи, глядящие на меня из-за оконного стекла и крючковатые ветви, напоминающие жуткие когтистые лапы чудищ – это всё наводило на меня ужас и заставляло прятаться под одеяло, а то и вообще бежать в комнату к родителям.

Эти страхи провоцировали россказни родственников и их друзей о видимых ими домовых, карабкающихся по стенам и потолку, мохнатых лапах, которые появлялись из-под кровати среди ночи и грозили когтистым пальцем, ведьмах которым дети в деревнях показывали дули через карман, а те гнались за ними по улицам, крича проклятия.

Но среди всех моих детских страхов был один самый жуткий, наверное, от того, что вызван он был реальным местом – подвалом в нашем доме. Моя семья в то время жила в старом пятиэтажном доме на четвёртом этаже. Как и у всех домов на улице у нашего был общий подвал, в котором жильцы хранили свои вещи. Чего там только не было: старые книги, ненужная посуда, стройматериалы, купорка, санки, лыжи, резина от колёс автомобиля и много чего ещё. У каждого жильца было отдельное небольшое помещение, которое запиралось самодельной дверью. Так как в подвале были не редки кражи, жильцы придумывали различные хитроумные замки и ставили двойные двери, часто металлические. Подвал был местом атмосферным: помещения для хранения вещей располагались по сторонам узких слабоосвещённых коридорчиков, соединённых двумя длинными общими коридорами, уходящими во тьму. Освещали коридоры лишь несколько тусклых лампочек накаливания. Их света хватало лишь на то, чтобы осветить небольшой пятачок под ними, а старые ржавые отражатели не позволяли свету попасть на потолок. Поэтому идти до своего хранилища приходилось почти в полной тьме. У входа были навалены груды старых досок с гвоздями, какие-то ржавые трубы, неизвестно чьи свёрнутые в рулоны ковры и дырявые тазы. Пол устилал толстый слой пыли, в которой было много обрезков проволоки, ржавых шурупов, гаек и мелких камушков. Но самым главным атрибутом подвала был запах сырости и старости.

Дверей в подвал было две – внутренняя деревянная, на ней висел большой навесной замок и внешняя металлическая решётка перед ступеньками, с самодельным замком с секретом. В детстве мне казалось, что в этом подвале находится вход в царство мёртвых и что двери и замки на них нужны не для того кто хочет попасть в подвал снаружи, а для тех, кто хочет выбраться изнутри.

Иногда дедушка брал меня с собой в подвал, чтобы я помогал ему ковыряться в хламе. Это были самые интересные, но при том и самые жуткие моменты в моей жизни. Кромешная тьма, которую разрезал лишь свет лампочки в нашем хранилище, рождала в моём сердце невообразимый страх. Но рядом был дедушка, а с ним было безопасно.

Но однажды, когда мы очередной раз спустились вниз, и дедушка, открыв толстую стальную дверь нашего хранилища, щёлкнул жёстким выключателем, произошло непредвиденное – свет не загорелся. “Тьфу ты!” – воскликнул дедушка, – “Лампочка, будь она неладна. Побудь здесь – посторожи, Виталя, я схожу за лампочкой. Я быстро”. Я не хотел показаться трусом, поэтому промолчал, лишь кивнув в знак согласия, и остался стоять на месте, в ожидании дедушки. Дед не знал, какой ужас объял меня тогда. Свет ламп, слабо освещавших два общих коридора, в поперечные проходы практически не доставал. Напротив нашего прохода висели две лампочки, одна из которых периодически мигала. Я стоял в сумраке и абсолютнейшей тишине. Я даже слышал, как стучала кровь у меня в висках. И вдруг из тьмы до меня донёсся шорох. В голову лезли разные страшные мысли, стало очень тяжело дышать. Сердце заколотилось как сумасшедшее. Потихоньку, ступая осторожно, я подкрался к углу нашего прохода. Я медленно, дрожа от страха, заглянул за угол. Впереди была лишь абсолютная тьма, разделяемая светом трёх жёлтых ламп. Я вглядывался во тьму, пытаясь угадать, что же могло издавать звуки там, в неизвестности и тишине подвала, среди старых кирпичных стен, поросших грибком и паутиной. Но там ничего и ни кого не было. Вдруг, до меня донёсся звук шагов за спиной, кто-то быстро приближался ко мне из глубины нашего коридорчика. Я машинально обернулся. Меня буквально парализовал ужас – прямо передо мной из тьмы возникло сморщенное лицо с абсолютно белым глазом. Лицо открыло рот, и я увидел пять жутких жёлтых зубов, два сверху и три снизу. Раздался хохот. Кажется, я упал на пол, после этого ничего не помню.

Очнулся я уже дома на кровати. Рядом со мной сидела мама и дед. У деда вид был самый виноватый.

– Как ты? – спросила мама, когда я открыл глаза, – Мы врача вызывали. Бедненький мой!

– Извини, Виталя, я и подумать не мог, что такое может произойти.

– Что это было? – пробормотал я.

– Да ничего, – сказал дед, – соседка из пятой квартиры ходила за банками, услышала шорох и решила, проверить кто там. Увидела тебя и решила, что это мальчишки лазают по чужим подвалам в поисках чего-нибудь ценного. Ну и подкралась. Решила спугнуть.

– Спугнула, – констатировала мама, – дура старая. Вон, какую шишку ребёнок набил.

Затылок болел. Я несколько часов пролежал в кровати. У меня тряслись руки. Наверное, именно после этого случая я стал иногда заикаться. Соседка пришла к нам, извинялась, приносила конфеты и пряники и оказалась вполне милой старушкой. Она была слепая на правый глаз, и он был белым, но при свете дня её лицо не казалось мне таким уж страшным.

Немного оправившись от стресса, я побежал гулять на улицу. В наших дворах, в основном, жили одни старики, поэтому детей во дворах было крайне мало. Мальчишек моего возраста не осталось, после того, как мой друг Стасик переехал с родителями куда-то далеко. В соседних дворах были ребята, но они были гораздо старше и не водились с такой мелочью, как я. Поэтому моим лучшим дворовым другом была соседская девочка – Люда.

Люда была необыкновенной! Она была красивой: у неё были аккуратные каштановые волосы, подстриженные под каре, тёмно-зелёные глаза и лучезарная улыбка. Люда всё время что-то придумывала. То мы карабкались на Эверест, в качестве которого нам служила старая вишня, то плыли на яхте-столе для настольного тенниса по штормовому бушующему морю, а потом пили чай в интеллигентном обществе, состоящем из её кукол и игрушек. Мне было с ней легко и приятно. Мы могли играть весь день напролёт, не замечая ни времени, ни маминых призывов обедать. Иногда Люда приходила к нам, и мы играли у нас дома. Тогда дедушка вешал на стену белую простыню и показывал нам диафильмы с помощью старого прожектора. У нас были разные плёнки, но больше всех остальных нам с Людой нравилась плёнка с диафильмом “Прожорливый башмак”, особенно в дедушкиной озвучке. К ней домой мы никогда не ходили, хотя я очень хотел посмотреть, как она живёт. Каждый раз подруга говорила, что мама будет против. Только потом я узнал, что у неё в семье не всё было благополучно, именно поэтому она весь день проводила на улице.