Мрачная работёнка

На площади перед храмом было большое оживление: кого-то сжигали. Полноватый священник в расшитой золотом рясе, проповедовал об опасности некоторых мыслей и слов. Толпа внимала с почтительным интересом на худощавых, измученных работой лицах. Эти люди хорошо знали, чем в действительности опасны некоторые мысли, особенно, если высказать их в слух, не заботясь о том, кто будет слушать.

Не сказать, что они многое понимали из речи ― священник уж больно сложно выражался, не стесняясь подмешивать в свою речь иностранные словечки и такие обороты как: «презумпция заведомой греховности», «покаяние at ignitum» или «милостью гнева opus dei».

Зато священника прекрасно понимал тот, кого недавно привязали к столбу и сейчас обкладывали охапками сухих веток. Этот молодой человек, ещё пару дней назад бодро певший о том, что никакого бога нет и в пьяном угаре пытавшийся разговаривать со стражниками на латыни, теперь взирал на происходящее вокруг со смутным осознанием, что из таких передряг живыми не выбираются.

Неожиданно священник остановился и поднял вверх пухленькую ручку, знаменуя самую важную часть мероприятия ― казнь.

― Дочерью Его, Сыном, а также священным Кальмаром, благословляю сжечь еретика! Да отправится дух его в страну вечного ожидания в очереди!

В охапку веток полетел факел; вверх взмыло пламя, а время, которое до этого вполне прилично себя вело, неожиданно остановилось. Всё вокруг замерло, словно кто-то нажал на паузу: толпа, священник, даже огонь. Один только юноша оставался в нормальном состоянии.

Ему потребовалось несколько секунд, прежде чем он понял, что больше не привязан к столбу, да и пламя, столь грозное на вид, вообще не обжигает. Немного робко юноша сошёл с места своей казни, при этом махая руками перед лицами всех собравшихся.

Не то, чтобы он не верил в магию, в конце-концов, в том числе из-за увлечения оккультизмом его и собирались сжечь, но о таком не слышал никогда.

В этот момент ему в лицо подул холодный, неприятный, если это уместно сказать, мрачный ветерок. Проходя прямо сквозь людей, и, что хуже всего, ничуть этого не смущаясь, к юноше подошла невысокая девушка в балахоне неопределённого цвета. Из-под капюшона виднелось довольно миловидное личико с явным отпечатком скуки и тёмные короткие волосы. В одной руке она держала что-то вроде листка бумаги, только гораздо желтее обычного, а второй легонько постукивала себя по боку, словно набивая ритм. Ещё ниже виднелись две белоснежные пятки: незнакомка была абсолютно боса, что нисколько её не смущало, так как она «шла», паря в нескольких сантиметрах над мостовой.

Юноша, недолго думая, бросился к ней, восторженно размахивая руками.

― Привет! Это я тебе обязан спасением? ― спросил он.

Девушка явно не поняла вопроса и захлопала глазами.

― Ну, знаешь, меня тут собирались сжечь… ― юноша, не глядя, махнул рукой себе за спину.

Незнакомка посмотрела, куда он указывал, задержав взгляд на пару секунд больше, чем требовалось, а затем покачала головой.

Понимая, что что-то здесь не так, парень обернулся и сам внимательно посмотрел на место казни. Оно ему запомнилось иначе: веток было больше, пламя ярче, да и скукожившиеся чёрная фигурка, прикованная к столбу, больше нравилась ему, пока была живой.

― Оу, ― только и смог сказать он и повалился на землю.

Впрочем, обморок не удался, то ли настроения не было, то ли падать всего перед одним зрителем, который к тому же явно скучал, было как-то недостаточно артистично.

― Так ты Смерть? ― осторожно спросил юноша, присматриваясь к девушке.

Если его предположение было верным, то у таких «Смертей» при жизни он пользовался завидной популярностью. Пара песен, скромная улыбочка, приглашение выпить несколько бокальчиков чего-нибудь полусладкого, и ночь удалась.

― Нет, ― очень тихо ответила девушка безразличным голосом, глядя ему в глаза и наклоняя голову на бок, словно разглядывала нечто слегка забавное, но в целом неприятное.

― Э-э-э, тогда я не очень понимаю, что происходит, кто ты и…

― Не смерть. Моя работа ― это помогать душам найти путь в «тот» мир.

― Ты что-то вроде валькирии? ― удивился юноша.

В его представлении девы щита одевались иначе. Тут было два варианта: или меньше одежды, или значительно больше металла.

Девушку сравнение явно позабавило, и, судя по проскочившей улыбке, она слышала его не в первый раз.

― Я предпочитаю имя Карен, ― представилась проводник. ― Пойдём?

― Куда? ― осторожно спросил парень, смутно подозревая, что играть сейчас в дурака вполне себе выход.

― А куда бы ты хотел? Какое-то место или воспоминание?

― Так разве можно?

― Ну, ты же тут покойник, вот и заказывай. Слышал выражение «пронеслась вся жизнь перед глазами»? Вот это примерно оно.

По мере разговора девушка постепенно оживала, переходя из состояния полного безразличия, к очень деловому, можно сказать профессиональному тону.

― Я думал, это происходит перед смертью, а не после… ― заметил юноша и хотел ещё что-то сказать, но его прервали.

― Тут очень тонкая грань… ты что-то хочешь спросить?

― Да. А почему я не могу вспомнить свою смерть? ― почесав затылок, спросил парень, оглянувшись на свой труп. ― Ну, знаешь, это не то событие, которое можно забыть…

Неожиданно его пронзила острая жгучая боль. Его словно выворачивало наизнанку, кожа пузырилась и сползала, но хуже всего был запах…

― Хватит… ― прохрипел юноша.

― Вот поэтому обычно никто не помнит момент своей смерти, ― менторским тоном сказала Карен.

Не совсем уверенный в том, нужно ли это, парень отдышался и лишь затем уточнил:

― Я могу выбрать любое воспоминание и заново его переживу?