Мрак

Мрак

Я, шестилетний, наспех надеваю черную шубку, натягиваю валенки и выхожу на крыльцо.

Ночь. Мороз щиплет щёки.

Единственный источник света — блеклая, едва мигающая лампочка. От неё на снег ложится моя тень — такая длинная, что теряется во тьме. Страшно. Темно и страшно. Фонарика у меня нет. Я почему-то даже не думаю о том, чтобы попросить его у родителей — наверное, слишком сильно хочется в туалет, что находится по другую сторону мрачной бездны.

«Туалет на улице?..» О да! Не всем посчастливилось в детстве ощутить радость от ночных вылазок в деревянную будку под открытым небом. Мне такая удача выпадала регулярно. Когда я был маленьким, родители частенько вывозили меня в Жуковку — небольшой городок в часе езды от Брянска. В детстве я сносно относился к тому, что меня отрывают от игрушек; но потом, когда подрос, приезжать сюда я хотел всё меньше и меньше («Ну мам! В Брянске же компьютер, друзья! А на даче-то что?.. Так, книжки одни...»)

Как раз там, на жуковской даче, и был этот — давайте называть вещи своими именами — сортир. И вот я стою на крыльце, смешно согнув ноги. На секунду пробегает спасительная мысль: «айда прямо с крыльца!», но я тут же вспоминаю, как прошлой ночью смалодушничал и не дошёл… А на утро предательская желтизна пробитых в снежной корке воронок сдала меня с потрохами. Отчитали. Причём так, что мало не показалось.

Делать нечего — надо идти.

Вглядываюсь в ночное нутро территории нашей «фазенды». Вижу дорожку, что ведёт, мимо сарая и яблонь, прямиком к едва различимой будке. В последний раз боязливо оглядываюсь на защитный источник света и, оставляя его позади, делаю шаг в темноту.

*хрусть* Пару часов назад шёл снег. Навалило достаточно, и до гальюна никто из взрослых пройтись пока не успел — так что каждый мой шаг отзывается характерным звуком. *Хрусть*. *Хрусть*. *Хрусть-хрусть-хрусть* — ускоряется топот детских ножек. Не помня себя от страха подбегают к деревянной двери, откидываю ледяной крючок — кусок толстой проволки, лежащий на загнутом шляпкой вверх гвозде — и включаю лампочку и со скрипом закрываю за собой дверь.

Ура. Успел.

В моём воспалённом сознании выстраивается картина: в тот самый момент, когда я захлопнул дощатую дверцу озарённой тусклой лампочкой кабинки, монстр из мрака уже протянул ко мне свою склизскую когтистую лапу и чуть было не прикончил меня. Уф, так и представляю разинутую пасть — точь-в-точь как у страшного дракона из книжки с картинками!

Впрочем, радоваться рано: до спасительного спокойствия родного дома ещё далеко. Надо поторапливаться. Не дыша, быстренько делаю свои дела, после чего собираюсь с силами и настраиваюсь открывать дверь сортира — этого ужатого, но по-своему укромного пространства. Да, здесь пахнет. Но ведь тут светит эта подёрнутая паутиной лампочка!

Решаюсь! И делаю нечто, от чего удивляюсь сам: резко открыв дверь нараспашку, в приливе неожиданно смелости я дерзко уставился прямо мраку в лицо. «Ну? И где ты, монстр?! Выходи!», — с претензией, почти с вызовом бросаю я в темноту.

Молчат голые ветви яблони и холодные звёзды вверху.

— Выходи, - в голосе появляется детская требовательность. - Я тебя не боюсь!

И тут одно из другим происходят два события. Раз — гаснет сортирный свет, делая меня совершенно беззащитным перед монстром из мрака. Два — из тьмы доносится два хруста подряд. Вся моя смелость вылетела в темноту, как воздух из воздушного шарика.

Одни прыжком выскакиваю из туалета, наотмашь прихлопываю дверь и несусь назад, к свету. «О-о-о, крыльцо так далёко, а монстр — вот он, за спиной! Эта тварь ужасна, из её пасти капает ядовитая слюна и она вот-вот до меня доберётся!» И не важно, как сильно я припустил: складывается ощущение, что чем быстрее я бегу, тем скорее монстр меня нагоняет.

Пытаюсь попасть в собственные следы — получается далеко не всегда. Промахнувшись в очередной раз, оборачиваюсь с риском для жизни — и с удивлением обнаруживаю прямоугольный ковёр подсвеченного снега у входа в сортир. Ба! Да уж, очень своевременно сломался выключатель. Но мне не до этого, мне нужно домой, под защиту лампочек, тепла и родителей. Очень, очень нужно поднажать, чтобы не оказаться разорванным на части этой зубастой тварью.

И я поднажимаю. Последние метры несусь, как в агонии. Махом перепрыгиваю через низенькие ступеньки крыльца, со всей силы отдёргиваю дверь… О, ужас! Она не поддаётся. Раз, второй — никак. Берусь двумя руками за морозную сталь ручки, трясу изо всех сил — опять никак. Всё, мне каюк. Ещё секунды, и как назло обязательно выключится и лампочка на крыльце. Мне никогда не вернуться к родителям…​ Мрак поглотит меня и не оставит ничего, даже косточек.

Не-ет, врёшь, не возьмёшь! Ещё крепче хватаюсь за ручку — и трясу, трясу, трясу из последних сил! Наконец, примёрзшая к косяку дверь вырывается из его стылого плена и открывает мне путь в светлый рай. Я буквально бросаю тело внутрь, закрываю дверь на шпингалет. Прикладываю ухо к двери — и, кажется, слышу удаляющееся тяжёлое дыхание. Поворачиваюсь спиной и, улыбаясь, облокачиваюсь спиной об дверь.

Фух, вроде всё. Радость, какая радость! Всё, теперь точно никаких «Мам, мам, можно мне ещё компотика!» на ночь. Ни-за-что. Чтобы я снова подставился на встречу с монстром? Да ни в жизнь. Сегодня он если не повержен, то как минимум остался ни с чем. И у меня нет ни малейшего желания снова попадать в его владения.

Только я начинаю стаскивать с себя шубейку, как в прихожую заходит отец. В руке у него сложенная газета. Приопустив подбородок, он смотрит на меня поверх очков (задача непростая — папка у меня под 2 метра ростом, а во мне на тот момент метр с кепкой). Как вдруг наклоняется в сторону и смотрит маленькое оконце слева от двери.