Мурр (магический университет реликтовых рас)

Глава 1

Копыта мягко стучали по земле. Это не противное и унылое осеннее чавканье по грязи, когда земля переполнена водой. И не звонкое, весёлое цоканье по сухой летней дороге. Так и должны стучать подковы поздней весной, когда дожди и первые грозы напоили землю, но весеннее, яркое солнце высушило все лужи без остатка. А сама земля на пару штыков лопаты осталась влажной. Дальше будет хуже. Будет лето, зной, и земля пересохнет. Тогда пожухнут и покроются пылью травы, листва будет тоже пыльного цвета, почти бурой, а не изумрудно-яркой, как сейчас, земля покроется сетью трещинок и окаменеет. И, конечно, бежать лошади будет легче, но пейзаж вокруг будет унылым и однообразным. Жар, зной, облака комаров и мошек, потревоженных бегом лошади, привлекаемых запахом разгорячённого тела и пота, облепляют и лошадь и всадника от макушки до самых пяток. Фи! А сейчас в глаза брызжет молодой зеленью чисто вымытая листва и ни одной зудящей твари! Чудесная погода.

Замечательный день! Между прочим, если я сегодня, или, в крайнем случае, завтра, экзамены сдам, я закончу второй курс обучения в МУРРе! И стану третьекурсницей. Ай, да Васька, ай, да щучья дочь!

Глава первая.

Век живи - век учись! И ты, наконец, достигнешь того, что, подобно мудрецу, будешь иметь право сказать, что ничего не знаешь.

Козьма Прутков.

- И чем он прославился? – пожилая кикимора, низенькая, толстенькая, с небрежно намалёванными синими веками, подпёрла пухлым кулачком щёку и вперила в меня внимательные, усталые глаза.

- Э-э-э … Кащей Бессмертный … он, э-э-э … завоевал царство? – я вопросительно шмыгнула носом.

- Где?

- Что, «где»?

- Где завоевал?

- М-м-м … – я возвела глаза к потолку, но ответов там не нашла. Пришлось на ходу импровизировать, – Там?

Я неопределённо покрутила пальцем в  воздухе и добавила:

- С той поры так и пошло: «ТАМ царь Кащей над златом чахнет …».

- «Там»! … – передразнила пожилая кикимора, – Прах некрофила на мою голову! Какие глубокие познания! И в каком году это было?

- Что?

- В каком году он царство себе завоевал?

- Ну-у … Приблизительно … в тысяча … восемьсот … – я откровенно не знала ответа на вопрос и сейчас пристально вглядывалась в глаза кикиморы, надеясь угадать правильный ответ, или, хотя бы, близкий к правде. Ну, должна же она, хотя бы сощуриться, если я угадываю? Хоть ресничкой дрогнуть? Кикимора ресницами не дрожала, и я продолжала угадывать наобум, – В тысяча восемьсот … сорок …

- Детка, – устало перебила кикимора, – Александр Сергеевич Пушкин, которого ты только что процитировала, в тысяча восемьсот тридцать седьмом году уже умер! А упоминал Кащея-царя в тысяча восемьсот двадцатом. Значит, Кащей завоевал своё царство до этого, до тысяча восемьсот двадцатого года. Когда?..

Ага! значит, надо отбросить … сколько же лет надо отбросить? Десять? Маловато, вроде бы. Тридцать? А не много ли? А, была не была, отброшу пятнадцать!

- В тысяча восемьсот … пятом?

- Ну, почти, – печально вздохнула кикимора, – В тысяча семьсот семьдесят шестом. С историей у тебя, как я вижу, тоже не очень. Может, магия? Давай, что-нибудь, совсем уж простенькое. Болотные огни, что ли, зажги.

И кикимора уставилась на меня, как жаба на муху. С интересом и не мигая.

Ну, что прикажете делать? Не умею я болотных огней зажигать! Я опять скромно потупилась в пол. Я на этом полу уже все сучки изучила! Могу по памяти зарисовать!

- Нет? Жаль, – протянула кикимора, и вдруг подскочила на стуле, – О! Роман! Батюшки, да что это с тобой?!

Я тоскливо подняла глаза. Кого ещё принесло? Кому ещё приспичило на мой позор полюбоваться?

А мужик ничего, такой. Подтянутый, накачанный. Брутальный. С роскошной гривой иссиня-чёрных волос, спадающих волнами на плечи. С пижонскими, холёными усиками, словно Эркюль Пуаро, какой-нибудь. Но, в первую очередь привлекали внимание не усики. А глаза. Они прямо пылали. Только, каким-то затаённым огнём. То есть, было видно, что они горят, но глубоко внутри. Не умею я этого обьяснить, вот что! И манеры вальяжные, барственные. Сразу видно, любимец дамочек … вроде этой кикиморы! Вон она как возле него порхает: «Ах, бедненький, ах, болезненный!..». Кстати, с чего это она так про него? Ах, вот в чём дело! Рука у мужика по имени Роман на перевязи. Правая. И носит он её перед собой гордо, словно медаль всем и каждому показывает. Пижон!

- Да, что же ты молчишь, голубчик? – не выдержала, наконец, кикимора, – Где тебя, такого боевого, подранили-то?!

- Ерунда! – приятным баритоном возразил холёный Роман, без стеснения разглядывая меня с головы до ног, – Вы же знаете, любезная Клара Георгиевна, что я был в командировке …

Ишь, ты! Любезная Клара Георгиевна! Хоть в водевиль вставляй!