Муза весны

Безмолвная

- Ты не боишься? - спросила она меня еще раз, когда мы сидели на скамейке в саду.

С ней не пошутишь и не посмеёшься. И если её послать за водой - она пойдет. А если рассказать ей о себе - не поймет.  Она и себя-то не понимает, что говорить о других?

- Можно сказать, это единственная вещь, которой я не боюсь.  Потому что если я поступлю иначе - всё пропадет. поступлю иначе - двое прератятся одного. И этот один больше никогда не сможет улыбаться. А если испугаюсь - стану пустым чудовищем, а это чуждо моей натуре. Вот ты предаставляешь меня с пеной у рта, бросающейся на других и рычащей, словно тигр?

Сандра задумалась.

- Абсолютно не похоже. Из тебя такой же монстр, какое из меня возрождение.

Мы держали в руке по баночке с алкогольным напитком, которые для нас  достала Зои.

- Выпьем за последний закат?

Мы чокнулись баночками и отпили немного. Я поморщилась от гадкого вкуса, а она нет.

- Забавно, он никогда не любил алкоголь, но поглощал его литрами, - сказала она, - Странный, странный Марк. Такой странный.

На горизонте тлел закат, окрасивший край неба в кроваво-красный свет с переливами. Облака спешили туда, намереваясь сгореть в последних лучах.

- Как будто взрыв, - сказала я, - Мы пьем за конец света. Пьем на руинах этого мира.

- Если он случится, я хоть что-нибудь замечу? Нет, я не почувствую разницы.

Недолго тебе мучиться осталось, Кошка. Ты самый потерянный ребенок в этом доме, и в Ночь, Когда Все Двери Открыты, Королева придет за тобой.

На мир я смотрела словно через мутное стекло. Как будто его нарисовал акварелью ребенок. Природа красиво умирала: танцующие золотые и красные листья, обнаженные деревья, нежно поющий холодный ветер и запах увядания и снов. Я сидела в короне из листьев, надо мной склонилось ярко-красное яблоко, явно перезревшее. Природа умирала, чтобы возродиться. А Сандра умирала некрасиво.

Закат прошел так же быстро, как и появился, и вскоре первые сумерки опустились на город. И только вдали небо было светлее - туда тьма не добралась.

Сандра смотрела на меня с едва скрытой грустью Она не хотела меня отпускать, я это видела. И в то же время она знала, что я должна уходить - в этом она была мудрее меня.

Я оглянулась по сторонам, стараясь запомнить каждую черту, каждый листик, каждую травинку, жадно поглощала все запахи, цвета и звуки.

Вот крыльцо со скрипущими ступенями, на которых мы сидели. А сбоку мы плескались водой.  Вот клумба, с которой мы срывали цветы, чтобы сплести венки. Вот окно, ведущее на чердак. Вот задний двор, на котором мы играли в мяч или салочки. А в тех кустах мы прятались, когда играли в прятки. Точнее, они прятались там, а я чаще всего залезала на дерево.

В груди стало больно.

Нельзя, напомнила я себе, Тогда он уйдет без меня.

Так непривычно. Нет, не для меня - для других. Но потому непривычно и мне.

Меня называли солнышком. Почему им? Я была согревающими лучами и ароматом цветов, я была весенней оттепелью и веселой капелью. Мертвые рядом со мной чувствовали себя живыми, заблудшие находили свои тропинки. Я утирала слезы и склеивала разбитые сердца. О да, так про меня говорили.

Но знали ли меня как живую девушку? Думал ли кто-нибудь обо мне как о плачущей по ночам в подушку? Представлял ли кто-нибудь меня как боящуюся? Мог ли кто-нибудь допустить саму мысль отом, что я могу ошибиться?

Забавно! Я окружена людьми, которые меня обожают и готовы носить на руках. Они готовы следовать за мной, словно свита за королевой. Они готовы драться за меня, словно рыцари за прекрасную даму. Подле меня всегда поклонники, но друзей нет. В глазах других я всегда веселая, никогда не унывающая болтушка - кто из нас еще мертвее, я или Сандра?

Когда я думаю о тех, кто любит меня, перед моим взором всегда всплывает лицо Ворона. Он не любил во мне музу, не любил пустоголовую болтушку. Он любил во мне Элли - как он выразился однажды, "импульсивную, пугливую и доверчивую девчушку". Он любил во мне человека - и потому я готова идти за ним куда угодно. Он не требовал от  меня ни одного лучика - и потому я готова ему отдать весь свой свет.  Он был тем, кто не позволил мне сгореть, освещая другим путь.

- Как твоё самочувствие? - тоном заботливой матери спросила Королева.

- Ну, я потихоньку исчезаю, и если почувствую хотя бы малейший намек на страх - стану бездушным монстром, - пожала я плечами, - О, да я просто отлично себя чувствую, каждый день превращаюсь в Тень.

- И когда ты научилась так острить? - приподняла брови Королева, - В любом случае, грядет Ночь, Когда Все Двери Открыты. Этой ночью вы уйдете, и воспоминания о вас у всех исчезнут. Днем тебе нельзя ни с кем разговаривать. И другим нельзя даже обращаться к тебе. Не забудь перед рассветом всех предупредить об этом.

- И как ты себе это представляешь?! - воскликнула я, - А как же Халаты? Да и Элис не поверит... Да ладно! Целый день не разговаривать! Вечный не врал о твоей жестокости, Королева! Как такая балаболка, как я, это выдержит?!

- Это еще нормальная цена, - нахмурилась Королева, - Чего раскапризничалась? Я тебе предлагаю уйти с возлюбленным вместе, не умереть, а именно уйти, спасаю его от кататонии, а тебя от самоубийства. О какой уж тут болтовне может идти речь?

- Окей, хорошо, хорошо, не наседай ты так, - я выставила ладони вперед в знак того, что сдаюсь, - А уходить когда? И куда? Нужен специальный ритуал? Кровь ягненка, пентаграмма, черная ряса и песнопения на древнем языке? Ритуальное самоубийство тоже нужно? А может, нужна кровь девственницы? Или девственника... Я так понимаю, мне придется подходить ко всем и допрашивать их на такую деликатную тему! Да уж, представляю их лица! Хотя, мальчишки животы надорвут со смеху, уж я-то их знаю!