Мы - однопланетяне! Книга первая. Рекламный агент

Глава 1. Оригинал и копии

Тяжёлые свинцовые тучи нависли над городом. Угрюмые, мрачные и беспросветные. Они могли кого угодно вогнать в тоску. Но траурные ряды серых бетонных коробок справились бы с этим куда быстрее. Словно выбившись из сил, ветер лишь изредка отваживался хлестнуть по стёклам несколькими ледяными каплями. Он не кидался уличным мусором, не срывал со стен афиши, не терзал знамёна и не крал у детей воздушных шариков. В городе уже давно не было ни того, ни другого, ни третьего. Лишь уходящие вдаль бесконечные ряды безликих строений. В какой-то момент, будто почувствовав себя живым, вихрь загудел, завыл, заревел, переполняясь злобой на убивших город людей. Но разбившись о несокрушимое стекло, бессильно развеялся…

Стоявший у окна человек вздрогнул, затем неторопливо опустил жалюзи и уселся в гладкое пластиковое кресло. Убранство комнаты было под стать городскому пейзажу — голые унылые стены, тёмный, начищенный до зеркального блеска пол, диван черной литой пластмассы и несколько таких же кресел. Больше в помещении ничего не было.

Человек был немолод. И хотя короткая стрижка сверкала серебром седины, но стариком его назвать было нельзя. Щегольские, изготовленные на заказ много лет назад туфли сияли полировкой, а отглаженный серый костюм превосходно скрывал недостатки тощей угловатой фигуры.

Веки устало опустились, а нервно подрагивающие пальцы в который раз поддёрнули белоснежные манжеты сорочки. Человека снедало беспокойство. Ему не досаждал дефицит красок жизни. Какая-либо нужда в этом давно отсутствовала в душах обитателей странного города. Не требовались ему и развлечения. Даже наслаждение пищей было за гранью его потребностей. Но ему было плохо. И с каждой секундой становилось всё хуже. Медленно, но верно страх одиночества вползал в душу. “Чёрт! Если так продлится ещё несколько минут, я сойду с ума!” В своих мыслях человек лукавил. На Земле никто не болел и не сходил с ума. Общество всеобщего копирования давно позабыло эти проблемы.

Внезапно дверь распахнулась, и в комнату ворвался точно такой же господин.
— Первый! Нужно срочно выделить ресурсы на нейтрализацию Вероники. Немедленно!
Человек бросил на вошедшего удивлённый взгляд, после чего отвернулся, огорчённо выдохнул и вновь медленно закрыл глаза. Но всё же удостоил ответом:
— Двадцать четвёртый, ты же моя образцовая копия…
— Так точно!
— Почему же в эмоциональном плане такие всплески? Почему тебя заботит какой-то внеклассовый гуманоид?
— Первый! Боюсь, мы сильно просчитались, позволив ей изготовить собственные копии.
— Сильно? — Первый нехотя открыл глаза, — В чём это выражается? В том, что её клоны начали убивать? Чепуха! В наше время само понятие жизни совершенно обесценилось. А про такие пустяки как убийство и смерть вообще говорить не стоит.
— Великий магистр так не думает.
— Что?! Как ты можешь знать, что думает Великий магистр?
— Виноват! Но Его Святейшество крайне недоволен фактом гибели двух собственных копий.
— Неужели? — Первый удивлённо изогнул седую бровь, — Великий магистр может позволить себе бесконечное число копий. Так что, с него не убудет. Однако, соблюдая идиотский этикет, мы принесём извинения. Это всё?
— Нет, не всё. При попытке схватить одного из клонов Вероники, он совершил самоубийство.
— Что? — с Первого мигом слетели остатки спокойствия, — Как? Почему? Разве процедура копирования не накладывает запрет на суицид?
— Сейчас идёт разбор ситуации. Наши везут различное оборудование. Возможно, даже сможем задействовать психодиагностер. Вряд ли из трупа удастся накопать что-то серьёзное, но остаточное эхо ментальных импульсов наверняка отследим.
— Ясно. Работайте. И помните, что всё это нужно сохранить в строжайшей тайне!
— Простите, Первый. Это уже невозможно. Информация просочилась из нашего круга и стала достоянием ушей Его Святейшества.
— Да… Печально, — Первый закусил губу, прикидывая возможные последствия.
— Так точно. И я сильно опасаюсь, что Великий магистр заинтересуется причиной, по которой внеклассовый гуманоид получил возможность самокопирования.
— Хм… Это можно будет объяснить научными целями. Ну, а поведение её клонов — это чистой воды последствия психического расстройства оригинала. Зверства, что с ней сотворили ещё при той жизни, сломали детскую психику. Жаль, что её отец не понял бесперспективности дочери как образца.
— Наверное, не стоило идти у него на поводу?
— Не стоило? — Первый странно посмотрел на собственного клона, но потом спохватился: — Ах, да! Я забыл, что ты отсутствовал при их извлечении. Видишь ли, отец Вероники, Антон Владимирович Рогов, в своё время стоял у истоков создания криокамер. И его ценность, как редчайшего специалиста, превышает всё, чем мы обладали ранее. У нас есть доступ к десяткам тысяч замороженных. А все они — мои потенциальные доноры для клонов. Ты даже не представляешь, какой ранг будет тогда занят нами!
— Вы правы, Первый. Рогов невероятно полезен для дальнейшей работы в криоцентрах.
— Кстати, как у него успехи?
— Не могу знать. Он сейчас в криоцентре, с ним Пятый и Восьмой.
— Ясно, — Первый неторопливо отвернулся и закрыл глаза.

Но отключиться ему не удалось. Любознательный Двадцать четвёртый, преисполнившись почтения, осторожно поинтересовался:
— Прошу прощения, Первый. Вас что-то беспокоит?
Первый тяжело вздохнул, в тайне желая послать неугомонного клона куда подальше. Но всё же снизошёл до ответа:
— Память.
— Простите?
— Вспомнилось самоубийство академика Астахова.
— Но он же был извлечен…
— Два года назад. До этого почти полвека в криокамере. В реальности же всего неделю…
— А почему его сразу не подвергли процедуре копирования?
Первый зло глянул на Двадцать четвёртого. В голове тут же пронеслось: “Подумать только… Даже при полной замене личности чёртова любознательность всё же пролезла”. Вслух же пояснил:
— Во-первых: на момент заморозки ему было девяносто три года. Нужно было провести дополнительные тесты на пригодность организма для трансформации. А во-вторых… Эх, знал бы ты, как он был рад перспективам нового общества! Его глаза просто сияли восторгом от открывшихся горизонтов личностного копирования. Когда он попросил несколько дней на завершение своих работ, я даже подумать не мог, что что-то пойдет не так.
— А что произошло?
— На пару со Вторым они долго ковырялись в том, что когда-то было его научной работой. По всей видимости, для старика это было крайне важно. Когда же удалось запустить его установку, он радовался как дитя.
— Установку?
— Это был излучатель. Он произвёл серию непонятных сигналов в широком спектре частот.
— И?
— И всё. Потом академик поднялся на крышу и спрыгнул вниз.
Двадцать четвёртый несколько секунд переваривал услышанное, затем уточнил:
— А над чем он работал?
— Он был гляциологом. Весьма редкая специализация. Исследовал лёд. Полжизни провёл в Антарктике… — Первый надолго замолчал, погрузившись в размышления.
— Прошу простить, — Двадцать четвёртый опять бесцеремонно влез со своими вопросами, — А удалось узнать причины суицида?
— Нет, — Первый бросил на Двадцать четвёртого полный тревоги взгляд, — И это меня беспокоит. Перед самоубийством он смог уничтожить все документы по своим исследованиям. Причём сделал это так быстро, что Второй не успел ничего понять. А потом сигналы… Что это было? И зачем? Второй перерыл всю оставшуюся документацию по установке.
— И что?
— Ничего! Выяснить ничего не удалось. Позднее Второй восстановил некоторые данные. Оказалось, что установка предназначалась для зондирования глубинных слоёв льда.
— Но у нас же нет льда.
— Да неужели?! — рявкнул Первый. Ему наконец надоели глупые расспросы, и он твёрдо решил поставить Двадцать четвёртого на место.

Но тут неожиданно темнота комнаты озарилась вспышкой голографического экрана. Почти метровая переливающаяся сфера мгновенно преобразила безликое помещение, затопив красочными сполохами всё вокруг. Первый тут же зажмурился и стиснул зубы, проклиная беспечность Восьмого.
— Чёртов болван! Сколько раз напоминать об обязательном включении фильтров?! — прошипел Первый.

Корчась от хлестнувшей по нервам боли, Первый едва удержался, чтобы не свалиться на пол. Он до треска кожи сжал кулаки, зубы заскрипели, не щадя эмали, а вены на тощей шее вспыхнули синим фейерверком. Он не слышал ничего вокруг. Всё его существо боролось с подавлением кипящей волны, которая безжалостно терзала почти лишённый эмоций разум.

Наконец боль отступила. Первый медленно поднял голову, вперил в уже обесцвеченную голограмму налитые кровью глаза и зло отчеканил:
— Ты отстранён от слияния на месяц!
На том конце явно не ждали такого оборота. И объёмная проекция собеседника тут же заверещала:
— Первый! Простите! Но ведь это экстренный вызов. Я просто не успел…
— Заткнись! Ты раз за разом выжимаешь из меня эмоции, которыми я обязан делиться с вами. Ты не только делаешь мне больно. Ты губишь наших собратьев.
— Но, Первый…
— Молчать! Я не меняю решений. И ты ещё должен благодарить меня. Знаешь, что делает с нарушившим правила клоном Великий магистр?
— Знаю, Первый… — промямлил тот в глубоком раскаянии.
— А теперь к делу. Так что у вас стряслось, Восьмой?
— Пятый убит Роговым!
— Что?! — из головы Первого тут же вылетела оплошность Восьмого, — Что у вас, чёрт подери, произошло?
— Точно не знаю. Я был на шестом ярусе криоцентра. Рогов поручил перепроверить показатели энергоустановки. Но когда я поднялся, обнаружил труп Пятого.
— А Рогов?
— Сбежал.
— Что? Сбежал? — Первый поражённо откинулся на спинку кресла, — Это проверено?
— Так точно!
— Надо же… В голове не укладывается, — едва слышно пробормотал Первый, затем громко добавил: — Почему он так поступил? Он же должен понимать, что нелегалу не выжить в современном мире!
— Не могу знать.
— Ясно. Значит так, максимально быстро выясни, всё что возможно. Высылаю тебе подмогу.

Спустя четыре часа Первый уже был в курсе произошедшего. Антон Владимирович Рогов, один из отцов криотехники, подложил свинью нереальных размеров. Проломив череп клону номер пять, он тут же стал единоличным администратором инфоузла криоцентра и погрузил тело исходного образца своей дочери Вероники обратно в криокамеру. Но самое главное — он заблокировал возможность принудительного извлечения всех пациентов из криокапсул. Более того, он успел сообщить всем бодрствующим сознаниям потенциальные последствия их выхода в реальность. Описывая ситуацию настоящего момента, исказил всё, что только возможно. Да ещё и нагрузил тонну чудовищных негативных домыслов и выдумок.

Прошло ещё несколько часов. Первый всё также одиноко сидел в кресле. Сил не оставалось. Проблема извлечения доноров с каждым мгновением угрожающе перевоплощалась в неразрешимую. А это несло не только опасность прекращения роста числа новых клонов. Проблема была куда глубже. Перспектива удачного проведения завтрашней процедуры слияния рушилась как карточный домик. Передача клонам отрицательных эмоций была равносильна заражению смертельным вирусом. Первый это отлично понимал, но был бессилен. И осознание собственной беспомощности ещё сильнее вгоняло в тоску.

Неожиданно раздался тихий стук в дверь. Первый с трудом промямлил:
— Да…
На пороге показался Восьмой. Он медленно пригладил непослушный ёжик седых волос, сделал короткий кивок и негромко проговорил:
— Первый, есть новые сведения.
Первый молчал. Восьмой потоптался несколько секунд и продолжил:
— Мы пытались взломать блокировку. Но, к сожалению, получилось только хуже.
— Хуже? — Первый повернул голову и отрешённо посмотрел куда-то сквозь вошедшего.
— В доменах некоторых камер это сказалось на виртуальных хронопотоках.
— И что?
— Последствия пока трудно прогнозируемы. Но в любом случае, надо как можно быстрее извлечь биоматериал.
— Ну, что ж… Ты принёс просто отличные новости! — саркастично воскликнул Первый, — Ты думал мне отрицательных эмоций мало?
— Простите, но это ещё не всё.
— Как?
— При изучении документации криоцентра мы обнаружили архивные файлы, которых не было в официальном реестре. Из них следует, что мы ничего не знали о замороженных первого яруса.
— Что за бред?! На первом ярусе нет криокамер! Я руковожу центром уже сорок лет.
— Есть. Судя по записям, это были первые экспериментальные заморозки. Которые проводились ещё без подключения криокамер к пси-доменам.
— Восьмой, прости меня, — Первый уронил голову на грудь, — Я не думал, что эта беда так ударит по тебе. Вон как ты поглупел. Прости! Я должен был сберечь хотя бы образцовые копии, но…
— Не беспокойтесь, Первый. Я не слетел с катушек. Я отлично помню, что опыты по разморозке пациентов конца двадцатого и начала двадцать первого века провалились. И тому причиной было неверное понимание криопроцессов.
— Именно, — Первый горько усмехнулся, — Замороженное тело с длительной дисфункцией сознания не подлежит разморозке.
— Но это не касается тех, кто был заморожен без тела.

Первый поначалу решил, что ослышался. Но затем быстро сообразил, что психика Восьмого уже дала заметную слабину. “Чёрт! А ведь я даже не проводил слияние. Чувствительность эталонов оказалась куда выше…” Но поток черных мыслей был настойчиво прерван Восьмым.
— Первый! Мы нашли человека, который был заморожен без тела!
Первый посмотрел в полные спокойствия глаза. Что-то шевельнулось в душе, и он решил ухватиться за соломинку и попробовать изо всех сил притормозить наступающее безумие клона.
— Как человек может быть заморожен без тела? Без тела вообще не бывает человека, — пояснил с максимально достоверной улыбкой.
— Бывает. Если тело погибло в аварии, а остался жить только мозг. И у нас есть такой пациент!
— Погоди… Что? — Первый не поверил своим ушам.
— Первый, не смотрите на меня как на двинутого. Да, ваши отрицательные эмоции бьют не хуже стальной плети. Но эталонная серия — есть эталонная серия. Мы часть вас. Мы даже больше, чем ваше собственное тело. Так выслушайте меня.
— Да…
— Этот человек… Точнее, мозг этого человека смог пережить заморозку без пси-домена. А значит, он ничего не знает о нашем мире. Для него всё ещё идёт радостное двадцать первое столетие. Его можно извлечь безо всяких проблем.
— И какой от него будет прок?
— Думаю, огромный.
— Что?
— Из-за блока Рогова мы теперь не можем принудительно извлекать из криокамер биоматериал. Но любой бодрствующий пациент может выйти из криосна. Выйти по своему желанию.
— Ну, так они и не желают! — Первого начало раздражать неторопливое изложение.
— Мы сделаем так: изолируем смежные домены. Хватит им общаться. Объясним это делом рук помешанного Рогова. То, что хронопотоки пойдут в разброс — так ещё и лучше. А этот парень из двадцать первого века будет шикарным агитатором за выход в реальность. Одно дело сумбурный минутный выкрик Рогова, и совсем другое дело обстоятельные рассказы ныне живущего человека. Да, живущего в своей реальности. Но он-то об этом не знает. Поверьте, он будет искренен, как никто…