Мята, деньги, два носка

Глава 1. Шаурма

Какой будет главная героиня? — спрашивала я себя, покачиваясь на сидении новенького трамвая. Их запустили по этой ветке пару лет назад, вместо старых дребезжащих советских буханок с красными боками. Те буханки я тоже любила. Очень. Возила племяшку в зоопарк, и на аттракционы в парк Юность, когда бывала в Калининграде.

Теперь почти все трамваи заменили на свежие. А Маршрут остался: мимо старого немецкого форта, мимо музея янтаря, Верхнего пруда, центральной площади, универа и здания театра, с классической белой колоннадой и фонтаном напротив. Маршрут номер три. Тянется аж до парка Калинина, аж до кукольного театра, в здании остроконечной немецкой кирхи королевы Луизы. Красота! Идеально для туристов и меня. Через весь город — почти без пробок. Люблю трамваи.

Но глупо ведь будет начинать с трамваев, — улыбнулась я, представляя себе самое тупое начало будущей книги. — Кто захочет читать про трамваи? Нужно начинать сразу с экшена, чтобы зацепить читателя. Чтобы он не скучал. Я поставила аудио-книгу с «советами начинающим писателям» на паузу и уставилась в синее запотевшее окно. С детства мечтала написать книгу. Но о чём писать, если в моей жизни ничего не происходит? И мой единственный каждодневный экшен — мокрые деревья, рельсы, и хмурая толпа пассажиров в отражении. Все в своих телефонах. Работяги, листающие ленту, и мчащиеся на работу в холодные семь тридцать утра. За пару месяцев я выделила из толпы лишь несколько любопытных персонажей и одни любопытные ноги.

Из персонажей были: девушка с белыми-белыми волосами и чёрным-чёрным футляром с гитарой внутри или со снайперской винтовкой — я пока не определилась, малюсенькая бабулька с тележкой и пакетами — она проезжала ровно две остановки, но её заход и выход всегда оборачивался для сочувствующих пассажиров приключением из серии «помощь бабуле — плюс в карму», ещё был мужчина с монобровью, дедок с медалями и мой «любимец» — громкий противный риэлтор, без конца висящий на звонке. Кому он там названивал с утречка пораньше — оставалось загадкой, но собеседнику я искренне сочувствовала.

А любопытные ноги принадлежали парню. Он, как и я, любил запрыгивать в конец вагона, поэтому его чёрные кеды с белыми носками часто топтались рядом, привлекая моё внимание. Лицо я разглядывать стеснялась, но от чтения его носков устоять не могла. Дело в том, что каждый раз на них были разные надписи, и по этим надписям я в шутку гадала, каким будет мой день. Мой персональный носочный гороскоп — называла я его.

Самое смешное, что этот странный гороскоп всегда сбывался. Иногда я понимала это сразу — придя на работу, а иногда суеверный восторг охватывал меня уже в постели, когда после тяжёлой смены в голову лезли всякие мысли: «ну точно! был же знак!» — округлялись в темноте глаза. И я заново прогоняла двенадцать часов по кругу, поражаясь точности, с которой носки всё предсказали ещё утром.

Вчера, например, был гороскоп «аллергия на тупых людей», и в кафе, где я работала официанткой, заглянули две женщины — мать и дочь, судя по внешнему сходству. Громко обсуждали цены в парке, заказали булки и какао, а потом устроили мне скандал, что я принесла им не какао, а горячее молоко. Я чуть не расплакалась, вежливо доказывая обратное. Хорошо, что посетителей в кафе было не много.

Пришлось бежать к Паше — баристе, уточнять, точно ли он смешал всё по норме. Паша подтвердил. Но тёти не успокоились. От бесплатного чая наотрез отказались, и, если бы не Пашин опыт, мне пришлось бы вычесть из зарплаты четыреста рублей. Он сказал им, что сделает новое какао, и отвёл меня за барную стойку. И я молча наблюдала, как он разогревает и переливает их же напитки в новые стаканы.

— Не плачь, Толик, — подмигнул он мне весело, — ща всё будет. Неси.

И я понесла. Руки дрожали, но обе клиентки надменно заверили меня, что вот ЭТО называется какао, а за то молоко они платить не станут.

Я испуганно поблагодарила их за честность, шепнула Паше огромное спасибо, и выбежала на минутку из зала — привести себя в порядок. Пятна на щеках, вылезшие от волнения, постепенно прошли, а вот на груди ещё краснели уродливо, и даже чесались. «Аллергия на тупых людей» — вспомнила я утренний прогноз и тихонько посмеялась, запахивая рубашку. Надо же!

В зал вернулась пободревшей и подостывшей, но кожа чесалась до победного конца. Извелась вся. После смены Паша рассказал, что проделывает этот трюк уже в десятый раз за полтора года баристой, и, в девяти из десяти случаев, это реально прокатывало. Рассказал ещё парочку историй, и про случай с подогретым чаем, за который клиент ему лично выразил благодарность, оставив нехилые чаевые. Мы посмеялись и разошлись по домам.

Иногда носки обещали суетливый денёк: «одна нога здесь» — гласила надпись на одном носке, — «другая там», — заявлял второй. Или «везде, всегда и всюду» или «всё вывезу», и в эти дни были особенно могучие наплывы посетителей. И я крутилась, как белка в колесе, все двенадцать часов, и падала на кровать без сознания. Просто мистика какая-то.

А сегодня носки обещали нечто новенькое: «опасный, как шаурма на вокзале» — предупреждали они. Я прыснула и спряталась в окно. Зевнула. Устала, как собака, шаурму я точно не вынесу, — подумала сонно.

Поспать не удалось — племяшка бегала всю ночь с кошмарами. Не надо было ей читать этого песочного человека. Трусиха Васька. И как моя кремень-сестра вырастила такую впечатлительную дочь?! Уму непостижимо! Девять лет девчонке, а сказок боится, как маленькая. Если сегодня ночью прибежит — безжалостно отошлю к мамке. Никаких «То-о-ош, можно с тобой посплю?». Завтра экзамен по вождению. Нужно быть в форме.

Очень страшно! Очень!

Так, не думать! — останавливаю мысли. — Незачем сейчас волноваться. Впереди целая смена — и так тяжко, а если ещё и о завтрашней сдаче переживать, можно свихнуться.

На остановке влезает та самая бабуля с пакетами и тележкой. Я уступаю ей место и тележка опасно теснит меня в самую гущу людей. Без паники! Спина моего носочного предсказателя приблизилась — он тоже уже уступил кому-то и стоял. В центре города трамвай забивается не хуже трубки с табаком. Аж дышать становится нечем. Я совершаю ловкий манёвр к дверям и избегаю постыдного столкновения. Лучше уж тут потолкусь, на входе.