на фоне воздуха они кажутся темными

Первая глава

Другой, лучшей А.

1

Анна проснулась уставшей, недовольной, раздраженной. Так иногда случалось: еще вечером все было хорошо, а утром оказывалось, что и настроение отвратительное, и челка отросла и лезет в глаза, и в зеркало смотреть неприятно, и — главное — неясно, что с этим делать. На телефоне было несколько пропущенных, и Анна досадливо бросила его на кровать. Это был Н., и часть вины за плохое настроение была на нем: он звонил и звонил, день за днем, неделю за неделей, и все предлагал ей подумать, рассмотреть варианты, будто могут быть варианты, когда уже почти два месяца назад один человек сказал другому, прости, я больше не хочу тебя видеть, и ушел.

Н. надоел, но дело было не только в нем.

Анна вышла на балкон, на улице было солнечно, тепло, деревья во дворе стали игрушечно-цветными, и она решила позавтракать не дома. Уже было начала воображать прелестную террасу у моря, шум волн и негромкую болтовню официантов, но одежда в шкафу была вся не та и не такая, юбки и блузки одна за другой летели на пол, и скоро ничего не осталось. Она попыталась вытащить что-то из кучи наугад, но вспомнила, что в прошлый раз уже придумала, как справляться хотя бы с одеждой, нашла платье, в котором выглядела словно сбежавшая из приюта сирота, — строгий крой, белый воротник, длинные рукава, — и вышла на улицу.

Погода не испортилась, ласково светило солнце, бодро шуршали под ногами листья, остро пахло морем, и Анна почти почувствовала себя хорошо, но все террасы на набережной были закрыты, кофе из автомата оказался гадким, волосы растрепались, и подол платья неприятно хлопал по ногам.

— Ну и к черту, — пробормотала она и решила, что нужно ненадолго сбежать из города.

Что может быть лучше, чем выйти из поезда посреди леса, надышаться сладким осенним воздухом и собрать букет из огромных листьев?

Ничего, решила она и отправилась на станцию покупать билет куда-нибудь на природу.

Станция показалась Анне ужасной. Было утро, середина рабочей недели, но вокруг были толпы неприветливых людей, слишком громкие разговоры, шумно приходили и отходили электрички, сквозь треск динамиков что-то без умолку говорила диспетчер, и запах, запах был очень неприятный. Дама за стеклом не улыбнулась на приветствие, не улыбнулась, когда Анна сказала, что ей нужно куда-нибудь, где тихо и листья самые красивые, она строго спросила:

— Так куда брать будете?

И Анна взяла до конечной на электричку, которая отходила через семь минут. Она поплутала, пока разбиралась, какой нужен перрон и путь, можно было спросить, но не было никого, с кем хотелось бы заговорить.

В электричке оказалось душно и тесно. Анна решила не садиться и стояла у окна в начале вагона. Снова начал звонить Н., и она сначала выключила звук, а затем и сам телефон. Закрыла глаза и попыталась слушать стук, который страшно нравился ей в детстве, — звук был бы умиротворяющим, но компания общительных старушек и пара подростков с громким битом из наушников заглушали все.

Город закончился, закончились поселки за ним, заводы, трубы и машины, закончилось даже море, которое всегда, пусть крошечным куском, но висело перед глазами. На станции, название которой Анна не расслышала, она вышла — потому что больше никто не стал. Она дождалась, когда электричка уедет, включила телефон и записала расписание обратных электричек, нашла тонкую тропу и пошла в лес. План, казалось, сработал — было одновременно и тихо и шумно, кем-то расчищенная тропинка по обе стороны была завалена красными и желтыми листьями, с низкой ветки дуба на Анну смотрела пухлая белка, где-то наверху стучал по стволу дятел — было здорово.

Она шла и рассматривала все вокруг, подолгу вертела в руках красивые листья, совала в сумку желуди, пыталась подманить белку... Анна почти начала чувствовать себя лучше, но сзади раздались шаги. Она обернулась.

Тощий и длинный, из тех пафосных хипстеров, которые отрастили бороды, нацепили клетчатый флис и вообразили себя суровыми лесорубами. Этот пошел еще дальше: на плече топор, в руке — холщовый мешок.

Анна недовольно вздохнула, с кем-то еще лес уже не казался таким волшебным, и настроение снова испортилось. Она вообразила себя недовольной землевладелицей и негромко сказала:

— В другом месте, конечно, нельзя было пройти.

— Вообще-то, — ответил он, широко улыбнулся и сразу похорошел, — это я здесь мужик с топором. А вам следует бояться.

— Я в ужасе. Но нет, раз уж вы здесь мужик с топором, то идите другой дорогой.

Он поравнялся с ней.

— Тут только одна — к моему дому. А вы, раз уж приехали в гости без приглашения, могли бы и представиться.

— Анна.

— Александр. Хотите попробовать чай с диким медом?

Какой, к черту, чай, какой, к черту, мед, подумала она, но кивнула. А через несколько минут, когда он смог подманить белку, и Анна успела ее погладить, ей стало немного любопытно, зачем он со своей отличной стрижкой и ухоженными руками торчит в лесу.

Ну, и чем этот чай отличается от любого другого — тоже.

2

Дом был прелестный, но выглядел слишком игрушечным, и снаружи, и внутри. Ощущение появилось, когда они подошли, и из-за веток весело выглянула синяя черепичная крыша, усилилось, когда Анна разглядела дом целиком, — рыжие стены, огромные окна, и правда, как картинка, — и оно же, ощущение, стало предельно громко повторять, что это все декорации, а спутник-хипстер — псих, когда они зашли.

Анна не спорила с ощущением, пока вежливо разглядывала книжные полки. Они были набиты старыми, пожелтевшими и растрепанными книгами, вот только имена на переплетах были новые — из тех, о ком без конца говорили модные издания, которые считалось неприличным читать, но все читали. Анна рассматривала, водила по корешкам пальцем (к нему сразу же пристал узнаваемый терпкий запах), и она представила, как Александр покупает книги — обязательно большими стопками — а потом сидит и всю ночь топит их в тазе с чаем, загибает углы у страниц, широко, до хруста, раскрывает в случайных местах, припечатывает грязными, влажными чашками из-под кофе, вытирает о них жирные пальцы — и только потом читает. Образ вышел забавный, и она фыркнула.