На грани реальностей

Глава 1

– Медсестра! – из неоткуда нарастающими звуками сквозь белую мглу я начала слышать кричащий мужской голос. – Где медсестра, черт побери? – вопил он. Не успев разглядеть выбежавшего из палаты мужчину, я наконец окончательно открыла глаза и проснулась. Проморгав несколько раз, и немного встряхнув головой, я встала на ноги. Меня потянуло в ту палату, откуда он выбежал, я уверенно зашагала в ее сторону, но вдруг у входа показалась маленькая светловолосая девочка, она взглянула на меня голубыми, словно небо глазами, затем отвернулась и села на скамью напротив двери в палату. Что-то внутри дернулось, при виде этих глаз, которые наполнялись слезами, но я отвернулась от девочки и вновь направилась в палату, так сильно она меня влекла. Но и в этот раз я не смогла туда попасть - мужчина вернулся вместе с медсестрой, которую так отчаянно звал и чуть не сбил меня с ног, забегая обратно в палату. Медсестра, бежавшая за ним, закрыла перед моим носом дверь, предварительно сказав:

– Подождите в коридоре!

Мне стало неловко, я обернулась и увидела прямо у меня за спиной, в сантиметрах тридцати, неприлично близко, девушку, которой видимо стало так же не ловко, и я поняла, что слова медсестры, скорее всего, были адресованы не мне, а именно ей. Девушка словно смотрела сквозь меня, и это проявлялось не в пустоте ее взгляда, а в том, что это словно я была пустым местом. Ее заплаканные карие глаза были затуманены мыслями, а каштановые спутанные волосы небрежно завязаны в пучок на затылке. Острый нос с еле заметной горбинкой и слегка завернутым кончиком, пухлые губы, темные изогнутые брови – говорили о том, что чертами лица она выделялась из серой толпы курносых, милых девчушек с глазами бусинками, и очень выгодно выделялась.

Из палаты не доносилось ни звука. Лишь через некоторое время, когда и я и девушка сели на скамью – она рядом с голубоглазой девчушкой, а я совсем с краю – дверь открылась. Вывезли кровать на колесах, на которой лежало тело, накрытое белой простыней с ног до головы. Девушка вздрогнула при виде этого зрелища и крепко сжала малышку. Спустя несколько минут в дверях показался мужчина. Я никогда раньше не понимала выражения: «На нем не было лица», но сейчас я увидела как это воочию.

Он не хмурил бровей, не щурил глаз, не сжимал губы, рот его не был приоткрыт. Лицо этого мужчины ничего не выражало, оно было пустым. Неестественность отчеканенной формы лица усиливала серость цвета кожи. Казалось, что он был скульптурой. Точенные скулы, губы и подбородок, слегка поддавшийся вперед, создавали впечатление холодного, бездушного, пустого камня. Синяки под глазами углублялись тенью от надбровных дуг, из-за которой даже цвета глаз было не рассмотреть. Черные густые брови казалось упали тяжестью горя, такие же черные волосы, зачесаны с пробором в классической прическе, лишь несколько прядей упало на лоб – все это было неестественно идеальным, холодным и почти бездушным.

Мужчина медленно, обессилено опустив руки, вышел из палаты, девушка, сидящая с голубоглазой малышкой, вскочила и подбежала к нему, вырвавшись из объятий девочки, без слов, без звуков, лишь с вопрошающим, умоляющим взглядом. Он посмотрел на нее и прикрыл глаза, девушка отошла, на секунду уперлась лбом о стену, а потом поспешно направилась к лестнице. Вся эта тишина, безмолвное общение заставило меня содрогнуться.

Девочка, до последнего тихо сидящая рядом со мной резко встала и подбежала к мужчине:

– Папа? – в ее голосе слышалась дрожь. Детский тоненький голосок, искаженный вот-вот пробьющимися рыданиями. Ее отец все так же молча стоял с прикрытыми глазами. Мне хотелось ударить его, чтобы он наконец обратил внимание на свою дочь, ведь его безмолвие для нее так жестоко. – Папочка? – девочка уже начинала захлебываться и рыдать, она вцепилась в его руку и потянула к себе. Сначала он не реагировал, стоял камнем, словно статуя, лишь ноздри его тонкого носа, с еле заметным загнутым вниз кончиком, порхали. Девочка продолжала трясти своего папу, но именно в самый слабый из рывков, почти в конце ее попыток, его ноги подкосились. Я испугалась, думала он сейчас упадет прямо на девчушку и чуть было не вскочила, но он упал на колени, должно быть больно, но на лице ничего не дернулось. – Папа? – девочка на секунду прекратила свой плач, и в ее взгляде я увидела серьезную обеспокоенность, словно взрослый человек пробился сквозь оболочку этого голубоглазого дитя. Девочка возможно испугалась неестественности выражения лица своего папы и судорожно бродила взглядом по нему, в надежде найти хоть морщинку, хоть что-нибудь, чтобы связало эту статую с ее родным и любимым папочкой. И самое ужасное, что читалось в ее взгляде – это страх так ничего и не найти.

Ее опасения улетучились, как только сломленный горем мужчина открыл глаза и взглянул на заглядывающую в его лицо малышку, и я увидела бурю эмоций до этого совершенно отсутствующих. Я увидела, как волной смылась точеность форм губ, скул, подбородка. Глаза блеснули невидимой искрой, мужчина словно ожил, как только увидел перед собой это голубоглазое чудо.

Девочка, увидев, как сквозь камень пробился ее родной папа, с облегчением начала снова плакать. Мужчина обнял свою дочь и спокойно, со всей нежностью, которую только мог вложить в движения рук, гладил ее по голове, по спине, вперемешку с крепкими объятиями. Не знаю сколько еще это продолжалось, может быть вечность, а может быть и две минуты, но девочка наконец посмотрела на своего папу красными от слез, но не менее красивыми, глазами. Краснота усиливала яркость и чистоту голубого цвета радужки. Немного молчания. Было видно, что мужчина держится изо всех сил, и то, что ему это трудно дается, выдавала вена под правым глазом, так явно выпирающая, что нельзя не заметить. Она закрутилась змеей, выдавая все секреты, а возможно и наоборот, словно последняя надежда, скрывала слезы горя своего обладателя.