На листе бумаги

На листе бумаги

Какими б вы не были сильными —
Не расставайтесь с любимыми!

      — Уйдешь, пока я сплю? — спросил он.

      Девушка пожала плечами вместо ответа, ей хотелось сказать, что она не сможет уйти, не попрощавшись, не сможет простить себя, если не проведет рядом с ним последние минуты.

      — Я тебя не отпущу. Надо спрятать ключи, — говорит он, с едва уловимым смешком в голосе, а сам боится, что правда уйдет, пускай и сам этого пожелал. Наверное. — Пообещай, что мы завтра вместе уйдем. Можем даже увидеться… вечером.

      Она снова промолчала, лишь улыбнулась сквозь слезы.

      — Давай спать.

      Он раскрыл свои объятия, а она положила свою голову ему на грудь, в самый последний раз. И почему расставаться так трудно? Особенно, если вы оба безумно любите друг друга, но есть вещи, которые сильнее вас… А может это просто трусость? Он говорил, что не хочет втягивать ее, даже и, не представляя, что та готова отправиться за ним в ад, если понадобится.

      Слезы на ее лице высыхали, а сон медленно и очень осторожно укутывал ее одеялом. Но девушка старалась не уснуть из последних сил, ей хотелось запомнить все: маленькую и неудобную кровать, на которой они с трудом помещались, а сколько фильмов они на ней пересмотрели; всегда темную комнату, в которой он ее закрывал и пугал, как маленького ребенка; ей хотелось запомнить последние поцелуи, наполненные такой нежностью, которую она не испытывала никогда в жизни и никогда в жизни она никого не целовала так, как его: так чувственно, так горько и так…правильно. Возможно, утром ей станет намного легче, они допьют чай, доедят такую полюбившуюся картошку, попрощаются и разойдутся.

      Но утром стало только хуже.

      Несколько раз за ночь девушка просыпалась, и каждый раз, когда она переворачивалась на другой бок, ее крепко прижимали к себе сквозь сон так, словно она и правда могла убежать, исчезнуть, раствориться. Это был страх. Страх, что это и, правда, конец. Тяжело отпускать человека, когда знаешь, что жизнь без него потеряет все краски, когда некому будет пожелать доброго утра, когда некого будет отругать за то, что на голове в очередной раз нет шапки, когда некому будет похрустеть пальцами, когда некому будет занудствовать…

      Утро наступило слишком быстро, а рассвет оказался слишком красивым, им бы любоваться вдвоем, попивая горячий чай, негромко о чем-нибудь разговаривать и делать счастливые фото. Но вместо этого девушка быстро оделась и села на край кровати. Он спал, ей так не хотелось его будить, но находиться здесь становилось невозможным. Ей срочно нужно было выплеснуть свои эмоции, которые приходилось сдерживать из последних сил. Черт, как же ей хотелось остаться. Нет, ей хотелось, чтобы он не позволил ей уйти.

      Девушка горько улыбнулась, вышло натянуто. Ей вспомнилась фраза, любить — значит убить себя. Она коснулась его выбритой щеки, такой приятной на ощупь, просто запоминая это чувство и откладывая его в памяти. Он проснулся, на губах была улыбка, такая, словно ночью не было пролито слез, словно ничего не было, но глаза…

      Она легла рядом с ним, повернувшись спиной. Он обнял ее крепко, утыкаясь носом в волосы, а ей лишь оставалось догадываться, о чем он думает в этот момент. По ее щекам снова потекли слезы, и теперь их точно не получится остановить. Каждая секунда причиняла невыносимую боль, а она просто не верила, что вот так глупо все заканчивается.

      Девушка резко встала и начала собирать вещи. Он последовал ее примеру. Они собирались молча, каждый погруженный в себя. Они поделили оставшуюся еду, заправили кровать и застыли в дверях. Он открыл все замки, но не саму дверь. Девушка прислонилась к стене, опустив взгляд, это было похоже на пытку: его пронзающие, полные сожаление глаза.

      — Не отпущу, — говорил он, прекрасно понимая, что не сможет держать ее здесь.

      Боится.

      Боится, что она уйдет и боится, что она останется. Внутри него кровопролитная война между сердцем и разумом… И если бы она попросила не выпускать ее, тогда еще возможно…
Но она молчит, сказать хочется слишком многое, но язык, словно к небу прирос, и он открывает дверь.

      Она выходит первая, и, не дожидаясь его, быстро спускается по ступенькам на первый этаж. Внутри все кричит о том, что нужно уйти: просто и молча, без слезливых прощаний. Но ведь он ее не простит, если она вот так просто сбежит. И она остается. Ждет его на улице. А погода такая солнечная, и небо такое голубое, что ей кажется это несправедливым. Она умирает от тоски, от нехватки поцелуев, объятий, человека.

      Они идут медленно, слушают музыку и держатся за руки. Прохожие даже не подозревают, что наблюдают прощание двух дорогих друг другу людей. На улице скользко и немного прохладно. Руки мерзнут, и приходится отпустить ладони. Шаг. Всхлип. Слезы застилают глаза, а в голове только одна мысль: « Серьезно?». Значит на этом все? Правда, все? А может это сон? Но если это сон, то почему так больно? Почему так хочется кричать?

      Девушка не сразу замечает, что он остановился, слишком погрязла в своих мыслях. Она разворачивается и подходит к нему, но не смотрит в глаза, не может. Он наклоняется и осторожно целует ее. Его губы — такие родные, такие нежные. И ее — всегда искусанные.

      Он касается ее лба своим и тихо шепчет:

      — Пока.

      — Пока.

      Еще тише шепчет она вместо « прощай», разворачивается и уходит. Все. Теперь можно дать волю слезам. Но ей не дают этого сделать, крепко прижимают к себе и просят прощения.

      Они стоят, обнимая друга, и обещают, что всегда будут вместе несмотря ни на что.

      И это действительно так.