На пороге Белых Врат

На пороге Белых Врат

  - И все из-за какого-то каприза, - пробормотал Мартис Бран, тщетно пытаясь найти среди бочек и канатов место, куда можно было бы надежно пристроить сверток с погребальной урной. Старый бриг "Трепет" покачивался на волнах, палуба выгибалась дугой и норовила поставить подножку, желудок болтало туда-сюда. А чародей - мастер Суахим, раздери его дхервы - посмеиваясь, называл все это "славной погодкой"!

   - Из-за одного лишь каприза мертвой взбалмошной бабы...

   - Следи за языком, головастик, - немедленно отозвался Суахим Тарнак.

   Голос из-под маски, скрывавшей лицо чародея, звучал сипло, но слух чародейский ослаб отнюдь не настолько сильно, насколько утверждал сам Суахим: что для его ушей не предназначалось - то чародей прекрасно слышал. Зато всего остального, якобы, не замечал, и достучаться до его совести - должна же быть и у чародеев хоть щепотка совести?! - оказалось не проще, чем призвать к порядку палубу: что взять с глухого? В другое время Мартис нашел бы эту придумку весьма ловкой, но сейчас обстоятельства не располагали.

   - Прошу меня простить, мастер. - Мартис опрометчиво попытался изобразить поклон, отчего его едва не вывернуло.

   Конечно, стоило следить за языком, а еще лучше было бы попросту придержать язык за зубами. Но проклятая болтанка сводила с ума, и слова выплескивались изо рта, будто сами собой.

   - Премного виноват, мастер Суахим, но не изволите ли вы объяснить все же - зачем?! Какая ей разница, где и как ее пепел развеют! А мне пришлось... через все это... Зачем, скажите, неба ради? Она что, придавала значение всяким старинным суевериям? Так это же чушь! Или нет? Мастер!!!

   Мартис мысленно застонал: мастер Суахим Тарнак, "Суахим, Обнимающий Ватер", Первый Страж Белых Врат двумя пальцами поправил маску, по обыкновению не удостоив его ответом. Или этот жест и был ответом? Что-нибудь вроде: "Нельзя быть таким идиотом, даже если ты головастик!"

   Последний вопрос и впрямь звучал не слишком-то умно: как Мартис слышал от покойной ныне госпожи-наставницы, в прошлом - еще в ту пору, когда плавали на крохотных суденышках с парусами из листьев оджи - жители побережья верили, что в туманах за Белыми Вратами, исполинскими скалами на входе в бухту, лежат земли мертвых. Но сейчас карта пестрела названиями островов и континентов, населенных чудными в одеждах и речи, а, в остальном, почти что обыкновенными людьми, и это, безусловно, низводило старинные верования до страшных сказок для непослушной малышни. Однако Мартис уже не знал, что и думать. Он больше был не в силах ни над чем думать, он определенно сходил с ума - если, конечно, уже не потерял разум - и было, раздери все это дхервы, от чего! Солнце клонилось к закату и уже золотило воду, дул крепкий ветер, но все равно стояла жутчайшая жара - градусов сорок по шкале Хенера, или больше того. Искусственный человек, полуживой, вальяжно устроился на канатах, не замечая ни жары, ни качки; немертвые матросы работали складно и споро, шлепали по палубе босыми ступнями и щеголяли синющно-коричневыми торсами, радовали глаз рубцами смертельных ран. Немертвые! То есть, мертвые, но не совсем... И жару они замечали, и говорить могли самовольно - иногда. Когда-то немертвые тоже представлялись ему не более, чем сказкой, а полуживые - те казались таковой совсем недавно. Раз две сказочки сбылось, почему бы не сбыться третьей?

   "Знай я, что все так обернется - из Сырьяжа бы ни ногой, небом клянусь!" - Мартис сильнее растянул ворот рубахи, утер взмокший лоб рукавом. Все тело зудело, то ли от пота, то ли от прикосновений невидимых глазу существ, именуемых в чародейских книгах дхервами - которые были везде, но которых, в то же время, и вовсе не было. Что дхервы могут одновременно и быть, и не быть, Мартис давно принял на веру, а почему их так много рядом с немертвыми и что эти немертвые вообще такое - этими вопросами он терзаться уже перестал: от раздумий только дурнота крепче скручивала, а расспрашивать Суахима было все равно, что самих немертвых. Если даже их удавалось на минуту-другую отвлечь от работы, они отделывались от Мартиса многозначительным мычанием или обидными шуточками. Бездельничали на палубе "Трепета" только трое: Суахим, приказы за которого на мостике отдавал "капитан Брэл", тощий немертвый в кожаном жилете на голое тело и с багровым рубцом от веревки на шее, сам Мартис и - да разверзнись над ним небеса! - полуживой Оглобля, не отстававший от него с той минуты, как он получил завещание. Ну и госпожу-наставницу Алгу, пожалуй, стоило посчитать. Теперь в том не было ее вины - пребывая горсткой пепла, занять себя она ничем полезным не могла - но и при жизни госпожа Алга Мараин, "Алга, Говорящая-с-Камнем" никогда не упустила бы случая побездельничать. Урна с прахом неприятно оттягивала руки.

   - Видел бы ты себя со стороны, головастик, - просипел чародей. - Неужто не хочешь расставаться?

   - Небом клянусь, дай мне волю, я бы!..

   - Что - "ты бы"?..

   - Ничего, - буркнул Мартис. - Извините, мастер.

   Он готов был побиться об заклад - чародей, если у него еще оставались губы, ухмылялся сейчас шире, чем его маска. Смешно, что уж там: незадачливый подмастерье мечется по палубе, прижимая к груди спеленутый сверток с урной умершей наставницы, точно младенца. Мартис с превеликим удовольствием избавился бы от покойницы на первой же свалке - ну или не на свалке, так и быть, но на первом же пристойном кладбище - точно бы прикопал! - однако не складывалось как-то, к тому же, рядом все время ошивался Оглобля, сколь же надоедливой, столь же и бесполезный: не то что пожитки - даже треклятую урну заставить его нести было невозможно.