Я надеваю новое лицо и иду. Сначала оно мне кажется непривычным и омерзительно липким. Но потом я привыкаю этому лицу. До следующего раза, когда его снова придётся сменить. Чтобы никто не узнал меня. Никто не вспомнил, кем я был.
Я - наблюдатель. Я замечаю то, что не замечают другие. Я вижу всё. Каждое малейшее движение, каждое небольшое изменение, ловлю каждый блик и каждую полутень.
По улицам шли Любовь и Вера. Они пристально вглядывались в лица людей и не видели там ничего. Кирпичную стену и больше ничего.
- Посмотри, - сказала Вера. - Разве мы здесь нужны?
- Нет, - горько ответила Любовь.
И они ушли из города. Они ушли из нашего мира. Они ушли с нашей планеты.
Кто-то из людей сказал, что Любовь умерла. Сказал, что Любовь покончила с собой из-за того, что она никому не нужна. Но это неправда. Я-то знаю, что это неправда. Просто Любовь сменила лицо. И больше её никто из вас не узнает. Даже если будете искать и звать её.
Вместо лохмотьев, оставшихся от истрёпанной годами бродяжничества одежды, она носит чёрный плащ и чёрный военный мундир. Она больше не ходит босиком и не просит на улицах милостыню. Она носит чёрные блестящие сапоги, а на её лице - таинственная маска безразличия.
Человек кричал, сидя на берегу реки: "Вера! Вера! Что с тобой стало? Где ты теперь? Кто-нибудь скажет, где Вера? Кто-нибудь чувствует то же, что чувствую я? Вера!".
Но никто не знал, кто такая Вера, не знал ни одной девушки с именем Вера. Он кричал на улице. Кричал из окна своей квартиры. Его пытались успокоить, но он вскоре сам успокоился и начал смотреть на всё равнодушным, ничего не выражающим взглядом, из его глаз на мир смотрело мёртвое небо, холодное и пустое.
Я всё вижу... Вот, в узком тёмном переулке, лежит избитая до полусмерти Надежда. Она уже при смерти. Она в коме. Ей снятся высокие и необъятные небеса. И на её окровавленных губах застыла нелепая улыбка юродивого.
Мечту же не просто убили, над ней надругались. И она тоже переродилась. Больше никто из вас не узнает её. Не узнает, кто она и какой была прежде. На её лице маска суровой ненасытности, неисчерпаемой жажды и неутолимой жадности. Не шарахайтесь, завидев её в толпе. Может быть, именно вам она откроет свой секрет, свою тайну о том, кем она была раньше.
Милосердие всё ещё борется. Оно стойкое. И что даёт ему силу - неизвестно. На безразличие людей она отвечает действиями, а не словами. Ведь слова - они же теперь совершенно ничего не значат. Как и слёзы, как и смех. Как и чувства.
И один человек признался мне, что будь у него автомат или винтовка, он бы давно вышиб себе мозги. А может быть, и тем, кто заставляет страдать людей и всё живое и щедро сыпет ложью с экранов телевизоров. Тех, кто готов продать всё - даже родную мать и душу - ради денег. Но я не имею права вмешиваться. Я только наблюдаю.
И я заглянул однажды в глаза умирающего человека: там догорали звёзды мерцающими искрами. И он прошептал, умирая: "любовь... вера... надежда... мечта..." Даже умирая он продолжал их звать. Не знаю, может быть, они его и услышали...