"Начало Веры"

"Начало Веры"

                                                               Начало Веры

Роман посвящается всем родным и близким, не дававшим мне свернуть с нужного пути. За то им и признателен.Пускай, и банально, но правда.
Отдельное спасибо Владимиру Журавлю и Денису Давыдову из группы "Записки Неизвестного".

Примечание:  Не ищите реалистичности в жанре, прямо ей противоположном.

                                                            Начало начал

    Свет из решётчатого окошка двери мерно ложился на сырые глинобитные стены. Процессия слизней  упрямо тащилась по своим неведомым делам, стараясь не попадать под мутное свечение извне. Пол был усеян пожухлой соломой, давно утратившей мягкий запах, ведомый любому с детства. Сквозь кипы брошенного настила, угрюмо выглядывали сколотые каменья, испещрённые временем и следами длительного запустения.
     Хотя камера не пустовала.

   Несмотря на дуновения тёплого воздуха, сквозь щели и упомянутое окошко, помещение вбирало лишь холод. Краснобаи его бы велеречиво назвали  -  “замогильным дыханием”. Кстати, хриплое дыхание выдавало клубящийся пар.

Я безмерно устал. Давно не обращая внимания на промозглость и ледяные плиты под ногами, я полулежал,  прислонившись спиной к стене. Весело рассуждать о неволе, пока сам в ней не окажешься.

И больше всего в этой трагикомедии страдает отнюдь не разбитый желудок, сдобренный застарелой кашей и хлебцем, зачастую испорченным слоем плесени. Неулыбчивые надзиратели, передают продукты питания, трижды в день в дыру под дверью, напоминающую крысиный лаз. Благо, чего - чего, а крысы здесь не шныряли, хвала Всевышнему. А если вернуться к тому, что же больше всего страдало в этой выгребной яме, то я отвечу честно… седалище. Изрядно уставшее от сидения,  где попало и на чём попало.

Мой лежак красовался четырёхугольным деревянным сооружением, на пошатывающихся ножках. Видать излияния предыдущих владельцев. Видать, излияния былых владельцев, не иначе. Сам здесь устал сидеть — повторяю. Но держусь.

Я бессильно откинулся, вдавливая пряди спутанных волос. С высокого потолка падали  тяжёлые капли  прохладной воды. Они стекали по покатым камням, продолжая свой бессмысленный, но в тоже время, бесконечный отсчёт. Сырость закралась внутрь груди, вызвав приступ длительного кашля. Моя живучесть выедалась общей  гнетущей атмосферой. Я снова,  как и  вчера, позавчера  и многие дни  назад,  продал частичку здоровья, ради сидения под катящим потоком и воспоминаний.  О том, что ещё могло случиться. Или случилось.

В двери заскрежетал скрытый механизм, и штанги пружины поддались натиску ключа. Но открылась только маленькая дверца, на которую глядел минутами ранее. Очередная порция баланды, втиснулась на алюминиевом подносе, подгоняемая хриплым ворчанием:

“На  -   жри, падаль”.

Не обижаясь, я подлез к предлагаемой еде, и начал орудовать оловянной ложкой. Протухший бульон показался милостью Высших. Я вылил в глотку остатки, и выскреб ложкой всё до последнего. В ближайшее время может понадобиться любая малость. Силы следует черпать даже из-подобной дряни.

Тем более они шли. Я чувствовал биение их не столь далёких сердец  и передавал им свои мысли. Вернее одному из них, но он никогда об этом не узнает, кто пудрит ему мозг. Я вдвинул в окошко поднос и сыто отвалился, мурлыча под нос бойкую песенку, повествующую о сношениях черепахи с зайцем. Детям наверняка бы понравилось. Моё безделье оправдывалось ожиданием, и уверенностью… нет надеждой.

                                        Глава 1. Цветовая гамма небес

Небо разыгрывало анфилады сражений далёкого прошлого, и тёмное покрывало перекрывали  багровые вспышки, ассоциирующиеся с кровью отдавших жизнь, воинов.

Весь мир, казалось, нависал над морем, именованным в сводках купцов, хрониках мореплавателей и историков  -  Мерцающим. Название, без сомнения поэтическое, но в иные моменты оно соответствовало истине как никогда. Видимо занесённое перо над пергаментом, запечатлело его в той красе, в которой оно представало и сейчас.

Молнии (для незнающих, сгустки шипящих извержений поднебесья), вспарывали морскую гладь и приносили маслянистой массе колебания и волнения. Стада пенистых барашков штурмовали неприступные бастионы берегов в надежде их когда - то сокрушить. Но тщетно. Как и бесполезны усилия не на шутку разыгравшегося шторма, сокрушить морскую гладь.

Все подводные обитатели затаились в глубинах, с тревогой ожидая финала непогоды, дабы заняться обыденными делами. А рокочущая туча не сдавалась. Соревнуясь в скорости с улиткой, она ползла, орошая всё на своём пути тяжёлыми каплями.

Широкая полоса берега прерывалась, стремглав уходя в скалистую стену, возвышающуюся над полосой берега и морем. Почти тотчас же, за липкой глиной  появились волны  примятых  сорняков, иголками, топорщащимися наружу, извивов облезших кустарников и прочего, с натяжкой, травяного мира. Рядом с обрывом виднелась масса камешков, размером с валуны, образовывающих нечто вроде капища древних богов.            

       На одном из них стоял человек. Если точнее  -  девушка. Тугие струи капель бились о грани туго надвинутого капюшона, и невидимое лицо кривилось в горечи. Время от времени она поднимала его, глядя далеко вдаль, но чувство неотвратимости не покидало её ни на миг. Из капюшона выбивались пряди цвета чистейший смолы, этот цвет ещё называли “вороново крыло” и о нём мечтала любая столичная модница или щеголь.

Тонкие губы образовывали плотную линию, а край нижней губы был пробит наискось маленьким железным штырьком, напоминающим те молнии, которые сейчас забавлялись наверху.