Накануне судного дня

Накануне судного дня

И свою наполняя утробу,
Презирая всю пользу диет,
Вырастают повсюду сугробы,
С изумлением глядя на свет.
Ни прозрачности ясного свода,
Ни тропинок до счастья ступить,
Только мне всё равно непогода
Не мешает мечтать, и любить…

Александр Кунин

Любовь – щедрое угощение, награда, подарок судьбы, но не всегда. Не всегда!

Хорошо, если умеешь и можешь, контролировать эмоции и чувства, приводить в порядок навязчивые, иногда шальные и сумбурные, порой тревожно беспокойные, приводящие в паническое состояние мысли. Ещё лучше, когда есть мотивация и сила воли остановиться, задуматься, руководствуясь безупречной логикой на основе не только интуитивных знаний, но и совокупности рациональных умозаключений.

Химия любви жестока, беспощадна, несмотря на то, что в моменты интимного сближения привносит в скупую на радости жизнь предвкушение неземного блаженства, умиротворение, награждает тело и душу способностью и возможностью наслаждаться безмерно, не только прямым общением, но и воображаемыми прикосновениями к предмету интимных восторгов.

Весьма часто случается так, что нет возможности, желания, и прочих эффективных стимулов, вовремя принять верное судьбоносное решение, позволяющее сбросить непреодолимое давление обстоятельств, и жить дальше, наслаждаясь свободой чувств и действий, даже если для того, чтобы выправить ракурс развития событий требуется расстаться, наступить на горло собственной песни, которая неожиданно потеряла смысл.

Когда от любимого человека начинает зависеть буквально всё, начиная от настроения и самочувствия, индивидуальных предпочтений и вкусов, восприятия мира вокруг и отношения к самой жизни, даже при наличии любви и искренних чувств, близкое общение превращается из праздника в каторгу, что само по себе способно разрушить любое волшебство.

Нет в семейной жизни ничего замечательнее и важнее неспешного, с оглядкой на самые счастливые интимные мгновения, задушевного разговора на тесной кухоньке. Наивные исповеди с толикой трогательного, предельно искреннего романтизма за чашкой горячего чая, за бутылочкой вина, когда хочется обнять не только половинку, но и весь остальной мир, когда в возбуждённом сознании бурлят расплывчатые сентиментальные воспоминания, пробуждающие ненасытную в откровенной дерзости помыслов и ощущений чувственность, которой необходима немедленная разрядка, здесь и сейчас. Здесь, и сейчас!

Именно этого в жизни четы Соболевых давно не было.

С некоторых пор всё пошло наперекосяк: неестественно, отвратительно, скверно.

А ведь всё могло сложиться иначе!

Людмила помнила, да что там помнила, чувствовала каждой клеточкой тела, слышала, даже видела порой во сне те волшебные мгновения. И шелест волн, и рассеянный свет уличных фонарей, привлекающих к холодному огню ночную летающую живность. И звон цикад, и сладкий запах ночных фиалок, подстёгивающий впечатлительное воображение. Звёздное небо над головой, золотистый лунный серп, искрящуюся в шевелении водной глади дорожку отражённого света.

Ночная прохлада пробирала до дрожи даже в пылких объятиях любимого. Но это было неважно, потому что биение сердца, подчиняясь странным приказам, словно бы поступающим извне, непроизвольно подстраивалось под ритмы дыхания и пульса любимого, губы которого были настолько горячими, такими требовательными и соблазнительными, такими трепетными и страстными, такими изумительно вкусными, что не было сил вырваться из галлюциногенного морока.

Людмила в тот миг, то ли плыла, то ли парила над собой, пытаясь что-то понять, хотя бы попытаться думать. Было так хорошо, так нестерпимо уютно в руках Вадима с закрытыми глазами, так лениво и сладко. Вкрадчивые, осторожные движения его рук, робкие прикосновения к ключицам, к шее, становились увереннее, опускались по позвоночнику вниз, на мгновение останавливались на пояснице.

Женщина помнила, как её трясло, как в тело проникало смятение и беспокойство вперемежку с неосознанным, глубинным влечением, с желанием узнать – что же дальше. Кровь стремилась сосредоточиться внизу, пробуждая сладкое томление, мистический экстаз, страстно волнующую нежность.

Новые ощущения восхищали невнятной остротой, неистовым ликованием.

Людмила тонула в водовороте головокружительных ощущений, в иллюзорной нереальности происходящего. Она боялась неосторожным движением спугнуть наваждение, но, столь же сильно стыдилась чувственного влечения, потребности немедленно удовлетворить любое, даже самое смелое желание любимого, включая…

Шелест почти невидимой листвы, таинственное шуршание крыльев, то ли птиц, то ли насекомых, лёгкое дыхание колышущего непослушную прядь волос ветерка, ухающее в ушах стремительное движение крови, обволакивающий невесомостью насыщенный запах непонятно чего.

Теперь-то она знает, так пахнет любовь. А тогда…

Вернуть бы это тогда. Хоть на мгновение, лучше на целую ночь, или навсегда.

Увы, это несбыточная мечта. Возраст, от которого не укрыться, и череда событий, о которых нет желания вспоминать, думать о них. Но они, эти переживания, прочно застолбили место в подсознании, просто преследуют Людмилу, потому, что уже ничего, совсем ничего нельзя исправить, тем более теперь, когда муж находится в клинике между жизнью и смертью, когда не знаешь, чем закончится его диалог с создателем.

Люда подошла к телефону, неуверенными движениями набрала номер, – Виктория Сергеевна… , – по непонятной причине, скорее оттого, что она работала в школе, Соболева называла любовницу мужа по имени с отчеством, – не молчи, ты же была у него, я знаю. Расскажи, как он?

– Держится, Люсенька, держится… но, очень плох, хотя… врачи сказали, что самое страшное позади. Тебя хочет видеть, покаяться, в глаза тебе посмотреть.

– Насмотрелись за жизнь. Не виню я его, давно простила, пусть об этом не сокрушается. Не время для раскаяния, для исповеди. Выжил бы. Ладно сама обо всём скажу. Завтра с утра проведаю.