Ленка торопливо помогает мне снять пальто, руки трясутся, взгляд мечется по сторонам. Последний раз я видела ее такой в прошлом году перед экзаменом по сопромату — точно так же была похожа на щенка чихуахуа, разве что не скулила. Экзамен, она, кстати, завалила, после чего долго мучилась с пересдачей.
Стряхнув с ног туфли, следую за Ленкой в кухню. Нос улавливает аромат крепкого чая со смородиной, вечер за окном стучит каплями дождя по стеклу.
— Ты расскажешь уже или нет? — спрашиваю.
Минут сорок назад она позвонила, чтобы выдохнуть «приходи» и тут же бросить трубку. Я ни на секунду не выпустила телефон из рук, пока собиралась и ехала в такси, но так и не дождалась никаких уточнений. Для Ленки это типично: любую мелочь она возводит в статус большого секрета из тех, что можно обсуждать только с глазу на глаз.
Усевшись за стол, гляжу максимально красноречиво, когда она пододвигает ко мне вазочку с печеньем.
— Ты меня на чай так позвала, что ли? — спрашиваю. — Я чуть с ума не сбрендила, пока доехала.
Ленка криво улыбается в ответ, опираясь плечом о стену. Переминается с ноги на ногу, руки скрещены на груди, левое веко чуть подергивается от нервного тика. Русые волосы небрежно собраны в пучок на затылке, колкие пряди торчат в стороны как иголки у кактуса.
— Такое нельзя по телефону. — Ее любимая фраза.
— Какое «такое»?
Ленка оглядывается на окно, будто проверяя, не подслушивает ли кто, а потом наклоняется:
— Она умерла.
Мне не надо спрашивать, о ком это, потому что последнее время все наши разговоры только на одну тему. «Она» — Алла, жена Вадима, очередного Ленкиного взрослого ухажера. Полгода назад они поселились двумя этажами выше, так что Лена и Вадим вскоре познакомились в лифте, а дальше быстро завязался роман. Для Аллы это оставалось секретом совсем недолго, поэтому вскоре начались скандалы, звонки и слезы. Один раз я видела ее лично — худая, растрепанная, она прибежала в одном халате, когда я пила у Ленки чай после пар. Долго орала, требуя объяснить какие-то сообщения.
— Как умерла? — спрашиваю.
— Точно пока не знаю. — Ленка кусает ноготь на большом пальце. — Вроде как напилась до чертиков и заснула в ванне. Захлебнулась.
— Когда?
— Точно пока не знаю, — повторяет. — Вадим был в командировке с понедельника, только сегодня приехал, а она там… лежит. Может, день, может, два, может, вообще всю неделю. Я видела в окно, как ее выносили, представляешь? А его в отделение забрали, какие-то протоколы там составляют, допрашивают.
Перевожу взгляд на остывающую кружку чая. С нее пялится глазастый котенок, скаля зубастый рот в широкой улыбке. Никогда не скажу этого вслух, но я с самого начала была на стороне Аллы. Ленка со своей любовью к мужчинам постарше часто играла с огнем, но в такую откровенно грязную интрижку еще не вляпывалась. Ей трудно понять, что есть вещи, которые лучше не трогать, и ценности, которые лучше не рушить. Алла же любила мужа слишком сильно, чтобы просто бросить из-за малолетней вертихвостки. Она страдала, орала, истерила, звонила Ленке с угрозами, жаловалась ее матери, но при всем этом оставалась с Вадимом. Наверное, надеялась на лучшее.
Я говорю:
— Почему его допрашивают? Думают, виноват?
— Вот поэтому я тебя и позвала! — жарко шепчет Ленка, приземляясь на стул. — Он боится, что сейчас все всплывет про нас с ним, и кто-нибудь подумает, что это убийство. Что как будто он ее… ну… это самое, чтобы спокойно со мной встречаться. Понимаешь? А он этого не делал!
— Не глупи. Следователи не дураки, они смогут отличить несчастный случай от убийства. К тому же, ты сама говоришь, что его не было целую неделю. Ничего ему не будет.
— А вдруг нет? Всякие же ошибки бывают, кто знает? И потом никому ничего не докажешь!
— Ты-то причем теперь? Что предлагаешь делать?
Она достает из кармана пижамных шорт ключ и трясет перед моими глазами:
— Вадим дал, когда уже полицию вызвал. Времени не было.
— На что времени? Это от его квартиры?
— Конечно, от чьей еще? Там... Ну, там надо кое-что найти и забрать на случай, если приедут с обыском.
Брови у нее нахмурены, уголки рта тревожно сползли вниз.
— Так, — говорю. — Что найти?
— Ну, я там тетрадь с конспектами оставила.
Нутро будто обжигает кипятком.
— Вы что, прямо у них дома встречались? — спрашиваю. — Ты ж говорила про номер в гостинице! А Алла? Это ты как...
— Да тише ты! — шипит Лена. — Всего раз было, вот прям перед этим всем. Он меня в воскресенье забрал после кино, помнишь? Ну вот мы сразу к нему поехали, потому что Алла у родителей была. А потом я заметила, что из сумки пропала тетрадь. Выпала, когда мы у него были. А он к тому моменту уже в командировке был, так что...
— Так что Алла приехала, увидела тетрадь с твоим именем, напилась из-за этого и захлебнулась в ванне.
Ленка подпирает подбородок кулаком, глядя так, будто я ей только что пощечину отвесила:
— Ты намекаешь, что это я виновата?
— Просто предположила.
— Это не из-за меня! Я уж точно не хотела, чтобы это произошло. Откуда нам знать, почему она напилась?
Вздыхаю. Лена не такая плохая, как может показаться. Мы познакомились семь лет назад, когда умер мой старший брат Славка. Вместе с друзьями он забрался на чердак, а там задел оголенный провод. В один из тех тяжелых дней Ленка увидела меня плачущей на скамейке и подошла, чтобы успокоить. До сих пор помню, как ревела, уткнувшись лбом в ее колючий свитер, а она совала мне под нос яркий блокнот с блестками и повторяла: «это мой любимый, самый классный, забери себе». Все эти годы мы были друг другу как родные, и я готова простить Ленке гораздо больше, чем какую-то слабость к взрослым мужикам.
— Надо просто сходить туда и забрать тетрадь? — спрашиваю.
— Да, мне одной страшно. И ее еще найти надо. Вадим говорит, осмотрел все наспех, но не увидел, а менты-то уже ехали, так что он мне ключ и отнес. И давай уже побыстрее, а?