Налево от Толстого

Одна моя подружка неудачно вышла замуж. Так вляпаться можно или по большой любви или по большому недоразумению. В случае с Лялькой было и то и другое. Молодая ячейка общества строилась по принципу крепостничества: она любит и терпит, он всегда лучше знает, как надо: с кем общаться, как одеваться, куда ходить (точнее никуда или только с мужем).

Абьюз усугублялся патологической ревностью: сначала к коллегам-мужчинам, потом - к бывшим одноклассникам, потом - к гаишникам и армянину из ремонта обуви, потом - к артистам и политикам, которым Лялька имела неосторожность симпатизировать. Где-то между однокурсниками и гаишником из жизни Ларисы (как теперь уважительно надо было называть Ляльку) исчезли и мы - ее старинные приятельницы, с которыми было столько выпито виски с колой, вылито слез, проклято мужиков, найдено приключений...

- Жалко Ляльку, - вздыхали мы, встречаясь все реже и реже. Ольга жила в соседнем доме с Ларисой и ее мужем. Рассказывала, что наша Лялька отрастила волосы, стала носить длинные юбки и туфли-лодочки, ушла с любимой работы и сидит дома с детьми. Муж постоянно недоволен, ребенок болезненный, она невыспанная и задерганная - ночами не отходит от малыша, с шести утра - уже на кухне, готовит любимому завтрак из трех блюд, "он же работает".

Обычная история обычной наивной девочки, которая должна была закончиться либо разводом или распадом остатков Ларисы, однако...

- Лялька звонила, придет тоже, - взволнованно вещала Оля накануне очередного девичника. Ну что ж, все только за: запаслись бумажными платочками, томиками Бриджит Джонс и, на всякий случай, забронировали столик в "Красной шапочке" - как пойдет.

Появление Ляльки было похоже выход Джессики Паркер на улицы Нью-Йорка: стильная стрижка-ассиметрия с малиновыми прядями на шикарном серебристом блонде, сиреневое пальто - безумно мягкое, безумно дорогое, сапожки на изящной шпильке и очень смелый даже для Ляльки до супружества...

- Вау!

На все комплименты, восторги, поздравления и расспросы Лялька только счастливо улыбалась, кокетливо опускала глазки и щебетала что-то из серии "муж любимый подарил".

Раскололась "мужнина жена" где-то после третьего мохито.

- Загулял, - призналась она, хихикая в кулачок. - Я их в машине застукала.

- В машине? - образ озорного развратника с ее 40-летним степенным супругом никак не взялся. Хотя, мало кого по выражению лица невозможно заподозрить в измене жене.

Ну а после фееричной встречи с соперницей Лялька вдруг прозрела: а благообразный супруг много интересного о себе узнал. Месяца полтора "промотался по подворотням", а потом приполз к законной и родной, которая всех роднее и милее. И тут уж Лялька развернулась! Как индюка за яйца держала она бывшего деспота за чувство вины: тут тебе и месяц в Майами, и няня для ребенка, и кашемировое пальто, и неделя высокой моды.

- И ты его любишь? Все еще любишь?

- Ага, - допивая четвертый коктейль, пропела Лялька. - Даже еще больше. У нас как второе дыхание открылось... Девочки, а каким нежным он стал в постели... я и не знала, что он ТАК может...

Я вспомнила, как жена двоюродного брата пережила с ним бурное расставание: с судом, разделом имущества, кляузами на работе. А через три года они снова сошлись: он открыл успешный бизнес, она родила ему дочь, он немного погуливает, она делает вид, что не знает, со стороны - идеальная пара.

... Расходились мы уже за полночь. В ожидании такси Женька закурила:

- А все-таки он урод. Столько лет третировал Ляльку, а сам... сволочь!

- Зато смотри, как она довольна.

- Хочешь сказать, измена - залог семейного счастья? - Женька всегда была консервативна.

А я ничего не хотела сказать. Я молча стояла и думала, что Лев Николаевич не очень-то был прав: далеко не все счастливые семьи счастливы одинаково. Некоторые счастливы по-своему.

Лина Люче & редактор Пуговка