Нарисуй ее молодой

Нарисуй ее молодой

Утро выдалось замечательным. Артур сидел на веранде с видом на океан, проверял пришедшую почту. Крупных заказов не было. Но и мелочь давала работу, позволяла тройке студентов архитектурного колледжа жить свободно и независимо от папенькиной мошны[1]. И мечтать о новых высотах. Комиссия толстосумов, что взялись отстраивать город, назовет сегодня проект, признанный победителем. А это – не просто деньги. Знакомства. Входной билет в мир большого серьезного бизнеса.

Звонок с неизвестного номера прервал размышления-волнения. Эти люди на проигравших не тратят слова и время. Неужели?

– Я слушаю вас!

– Мистер Блейк? – зазвучал со стола четкий голос секретаря. – Сэр Бенджамин Райт будет разговаривать с вами через десять минут.

Десять минут – это дань деловой обязательной вежливости, чтоб собеседник, которого вероятно застали врасплох, мог себя привести в порядок. Парень бросился в гардеробную, провел пятерней по всклокоченным после плавания волосам, рубашку на верхние пуговицы, пиджак, галстук. Уселся к стене, чтобы фоном служили снимки бунгало и коттеджей, к которым его компания приложила мозги и руки. Ну, вроде солидно смотрится. Как будущий выдающийся, прославленный, раздираемый заказчиками в клочки.

Секунды играла музыка. Артур глядел на экран и не мог поверить: свершилось! Их взяли! В обход Дика Эдвардса!

– Добрый день, молодой человек. – На экране всплыло худое лицо мультимиллионера, основного работодателя туристического городка.

– Добрый день, сэр Райт! Наш проект…– и прикусил язык.

– Тот проект..? – В чертах толстосума отразилось недоумение. – Выбросить и забыть. Поверь моему чутью: не быть тебе архитектором. – И ничуть не смягчая удара, не замечая вспыхнувших вызовом глаз собеседника, продолжал: – Я хочу заказать тебе портрет леди Райт. Моя супруга больна, и врачи… – бесстрастная маска заморгала от нестерпимой, дни и ночи сверлящей боли, – не обещают… Я выбрал фотографии нашей юности, нарисуй ее молодой.

На экране возникла девушка, круглолицая и улыбчивая, с волнами распущенных локонов, с абсолютно наивным взглядом распахнутых синих глаз. На пляже, в аудитории учебного заведения, в компаниях… Кое-где мелькала фигура высокого, уже двадцать лет назад солидного Бенджамина.

Артур подобрался. Волна, что предвещала явление непостижимого таинства, снисходила и наполняла.

– Сэр Райт, я обязан сказать, что не являюсь искусным профессиональным художником, – произнес всякий раз повторяемую перед клиентами фразу. – Пишу в особенном стиле, не вношу никаких изменений по требованию заказчика. В результате конечный итог может вам совсем не понравиться.

– Не набивай себе цену, оплата будет достойной. – Бизнесмен косился в бумаги и считал разговор завершенным. – Лионель в начале сезона посетила выставку в Ричмонде и хвалила твои картинки. Да и друзья рассказывали, что общение с художеством Блейка сделало их счастливыми.

«Не картинки. Положим, картины», – хотел поправить Артур. Но промолчал. Умаление чужих несомненных заслуг было стилем мистера Райта. Стилем жизни и стилем общения.

– Банкиры Андроуз и Кит? Они вам показали портреты?

– Мне некогда заниматься подобными пустяками. Но я одобряю в живописи, что хвалит моя жена.

– Счастья не гарантирую. – Парень вглядывался в черты полудевочки-юного лебедя. И сама приходила уверенность: он сумеет ее распознать.

– Сэр Райт, я могу посмотреть, какой стала леди сейчас?

Человек за рабочим столом недовольно нахмурил брови:

– Не вижу необходимости. Пандемия не украшает.

«Я обязан взглянуть в лицо. Мне надо постичь душевное состояние этой женщины», – хотел объяснить. Но не смог. Пришлось выражаться жестко, принимая тон собеседника:

– Иначе я не возьмусь.

– Ну что ж, молодой человек, – силовой игрок по ту сторону, казалось, впервые признал у художника право выбора. – Даю четыре минуты. До исполнения заказа прошу меня не беспокоить.

И подключил к телефону камеру наблюдения. Это была уловка. Вроде, вежливо не отказал, но по сути и не помог: мистер Райт не любил уступать, в крупном и в мелочах всегда поступал по-своему. Пока Артур переходил из коридоров в залы, текло драгоценное время. Комнату, что служила солнечной спальней хозяевам, а ныне была приспособлена для ухода за умирающей, нашел далеко не сразу. Не для спасения. Это читалось на лицах медиков. Один регулировал ритм искусственного дыхания, другой устанавливал капельницу. К изголовью засохшей женщины с некрасиво распахнутым ртом подбиралась длань хищницы Смерти.

Парень лет двадцати, осунувшийся после многих нелегких дум, подошел к большой фотографии:

– Такой была моя мама четырнадцать дней назад.

Экран погас. Но Артур успел нажать сохранение.

И долго смотрел в лицо, ставшее устрашающим, на плоское, незаметное под одеялом тело, на блестящую россыпь волос по кружевной простынке – единое, что осталось от померкнувшей красоты. И на портрет.

Белокурая неговорливая женщина смотрела в глаза художника рядом с властным портретом банкира. Что таил в себе этот взгляд? По коже сквозил мурашек, и аура наполнялась чужой трепещущей аурой… Откровение не давалось.